Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая
– Насчет Глафиры Петровны ничего не могу сказать. Тут действительно решать Фаине Кузьминичне. Но что касается ее самой…
В этот момент вошла секретарша и сухо сказала:
– Николай Харитонович, приехал товарищ Антонов из областного здравотдела. Я проводила его в зал заседаний, как вы просили.
– Спасибо, Раиса Андреевна. – Головко поднялся. – Товарищ Завьялова, я подумаю над всем, что вы сказали. С планом ликбеза ознакомлюсь. Всего хорошего.
Он направился к выходу, я последовала за ним. Это спасло меня от гнева посетителей, все это время ожидавших в приемной. Попрощавшись с товарищем Головко в коридоре, я направилась к лестнице, но он неожиданно окликнул меня:
– Зоя Евгеньевна, а вы молодец. Обычно с теми, кто вот так врывается в мой кабинет, я не церемонюсь. Жаль, что нам пришлось прервать разговор из-за совещания. Приезжайте как-нибудь в рабочем порядке, только не забудьте предварительно записаться у Раисы Андреевны.
Фаина Кузьминична нервно расхаживала по вестибюлю.
– Зоя Евгеньевна! – воскликнула она, бросаясь ко мне. – Где вы были?
– У товарища Головко.
– Все это время?
– Да. Мы разговаривали, и…
– Разговаривали? – изумленно перебила она. – О чем?
Услышав голоса, я оглянулась на лестницу, по которой спускались двое мужчин, в одном из которых я узнала посетителя из приемной.
– Пойдемте на улицу.
Главврач последовала за мной, очевидно все еще пребывая в шоке, хотя я не понимала, что ее так взволновало, поскольку не видела в своем поступке чего-то из ряда вон выходящего.
Впоследствии, вспоминая тот день, я удивлялась своей наивности, которая сыграла мне на руку, позволив не только попасть к начальнику здравотдела вне очереди, но и кардинальным образом переломить ситуацию, хотя, выходя из здравотдела, я об этом еще не догадывалась.
Мы вышли во двор и остановились возле машины. Фаина Кузьминична повернулась ко мне, ее лицо было сердитым, я видела, что она пытается держать себя в руках, чтобы не быть грубой.
– О чем вы говорили с Николаем Харитоновичем?
– Простите, Фаина Кузьминична, я не должна была вмешиваться, но…
– Зоя Евгеньевна, о чем вы говорили?
– О лаборатории, нехватке специалистов, нужности ликбеза. И о вашей пенсии.
– Как вам только это могло в голову прийти? – воскликнула главврач. – Это худшее, что вы могли сделать!
– Почему?
– Зоя Евгеньевна, если вы действительно не понимаете всей серьезности своего поступка, а не делаете вид, будто не понимаете, то это… это… я даже слов не могу подобрать! Возможно, вы хотели как лучше, но сделали только хуже. Если и был шанс, что товарищ Головко, обдумав на спокойную голову мои слова, пойдет мне навстречу, то теперь все пропало.
– Это не так! Я смогла убедить его в необходимости ликбеза и в том, что вам рано уходить на пенсию. Кроме того, я обратила внимание товарища Головко на вероятную связь между укусами клещей и заболеваемостью энцефалитом, и, возможно, в данный момент он обсуждает этот вопрос с представителем областного здравотдела, который к нему приехал.
– Вы хотите, чтобы я в это поверила?
– Конечно. А почему нет?
– Потому что товарищ Головко не позволил бы вам даже в кабинет войти, а тем более не стал бы так долго с вами разговаривать.
– Он то же самое сказал, когда мы прощались. Но факт остается фактом: я с ним говорила, и, похоже, мне удалось его переубедить. Не полностью, конечно, но я на это и не рассчитывала…
– Что вы сказали Николаю Харитоновичу насчет меня?
– Правду, Фаина Кузьминична. Что вас нельзя отстранять от руководства стационаром. Что вы еще многое можете для него сделать.
– А вы не думали о том, что в глубине души я, возможно, испытаю облегчение, когда меня с почестями отправят на заслуженный отдых, потому что устала и уже не могу, как прежде, всю себя отдавать стационару?
– Думала, – призналась я. – Но без работы вам будет еще хуже. Возможно, вам стоит просто сходить в отпуск. Вы когда последний раз были в отпуске?
– Какое это имеет значение? Заместителя у меня нет, стационар оставить не на кого. Да и ехать некуда, а сидеть две недели во флигеле глупо. Мне все равно будут звонить и приходить по любому поводу, так что в конце концов я не выдержу и вернусь в свой кабинет, потому что там работать удобнее, чем дома.
– Вы могли бы поехать в санаторий, вам наверняка предлагали. Нужно отдыхать, заниматься своим здоровьем! Простите, но вы как сапожник без сапог: других лечите, а сами…
– Оставим это, – сердито перебила главврач. – Пора ехать.
На обратном пути мы хранили натянутое молчание. Я надеялась, что Фаина Кузьминична недолго будет сердиться. Главное, чтобы Головко не подпал под влияние своего заместителя и не согласился, что я просто выскочка, врач без году неделя, которому не то что нельзя доверять, но и просто сажать за стол в своем кабинете непозволительно. Если Головко, вняв доводам Подгурского, придет к такому же выводу, Фаине Кузьминичне придется отвечать за мой импульсивный поступок, и тогда наши отношения безвозвратно испортятся. В какой-то момент меня охватил страх, я почти уверилась, что главврач права, что Головко был со мной любезен лишь под влиянием минуты и вскоре Фаина Кузьминична получит предписание уволить невропатолога Завьялову З. Е. за грубое нарушение трудовой дисциплины.
По возвращении в стационар я, не пообедав, сразу прошла в приемный покой, переоделась и до конца рабочего дня оставалась в инфекционном боксе. У Соболева, как я и опасалась, началась атрофия пораженных мышц (осложнение, наиболее часто случающееся при полиомиелитической форме энцефалита), а состояние Мериносова, поступившего одновременно с ныне покойным Оганесяном, без гамма-глобулина стабилизировать не удавалось.
Посоветовавшись с Вахидовым, мнению которого я безоговорочно доверяла, я приняла решение транспортировать Соболева и Мериносова в Богучаны. Дело было не в том, что я боялась ответственности, и не в том, что здравотдел не хотел направить в Таёжный еще одного невропатолога, а я, в свою очередь, не хотела работать на износ. Мною двигала исключительно тревога о пациентах, которым мы не могли помочь в условиях стационара, особенно без сыворотки, которая пока еще имелась в ЦРБ.
Сообщив об этом по телефону Фаине Кузьминичне и получив подтверждение на утреннюю отправку больных, я подготовила сопроводительные бумаги, передала пациентов под наблюдение дежурного врача и пошла домой.
Едва я оказалась в своей комнате, мысли о возможных последствиях моего необдуманного утреннего поступка вернулись, еще более тревожные, чем прежде. Я пыталась внушить себе, что поступила правильно и опасаться мне
