Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

Сидеть в четырех стенах было невыносимо. После завершения работы над методичкой я не знала, чем заняться вечерами, особенно в такую, как сегодня, промозглую и ветреную погоду (впрочем, другой до следующего лета ожидать не приходилось, и меня уже «обрадовали», что недели через две начнутся ночные заморозки, а в начале октября может выпасть первый снег).

Можно было спуститься вниз и посмотреть телевизор, но по будним дням хорошие фильмы показывали редко, а смотреть всякую ерунду не хотелось, к тому же телевизор был старый, с плохим звуком и помехами.

Мелькнула мысль заглянуть к Вахидову, с которым всегда было о чем поговорить, но я не хотела злоупотреблять его дружеским расположением. И двух часов не прошло, как мы общались в стационаре. К тому же, хотя между нами ничего не было и не могло быть, злые языки могли разнести по общежитию очередную сплетню, а мне и истории с Мартынюком хватило; после того как Мартынюк съехал (причем об истинной причине его переезда, похоже, знало все общежитие), я твердо решила соблюдать в общении с коллегами-мужчинами максимальный нейтралитет.

Раньше я зашла бы к Нине и Оле, мы бы организовали чай с печеньем, обсудили последние новости… Но теперь я была лишена и этой возможности. Нина находилась совсем рядом, но вход в ее комнату был закрыт, и виновата в этом была я сама.

Нину можно было понять. Будь я на ее месте, тоже не простила бы того, кто разрушил, пусть и из добрых побуждений, счастье с любимым человеком. Возможно, Федя был не таким плохим, как я нарисовала его в своем воображении. Возможно, они с женой просто не любили друг друга, были чужими людьми, и Федя развелся бы в любом случае. Нина рассчитывала на меня, уезжая в больницу, а я ее подвела. Правильно она на меня рассердилась!

Я вынула из холодильника кулек с тремя кусками яблочного пирога, вышла из комнаты и без стука открыла дверь напротив своей.

Нина лежала на кровати и читала книгу. Увидев меня, она села и холодно спросила:

– Тебе чего?

– Пришла извиниться.

– Нужны мне твои извинения, как рыбе зонтик! Закрой дверь с той стороны.

Я была готова к тому, что прием не будет теплым, и не собиралась отступать. Подошла к столу, выложила на тарелку пирог, набрала в чайник воды и включила в розетку. Нина ошеломленно наблюдала за мной, сидя на кровати.

– Ты что делаешь? – поинтересовалась она.

– Завариваю чай. Вот эту пачку можно взять? Ого, краснодарский! Из отпуска привезла? Тебе ведь уже можно песочный пирог? Этот, с яблоками, очень удачный. Купила во вторник в кулинарии, не в той, что в Доме быта, а…

– Ты не слышала, что я сказала? – перебила Нина. – Уйди из моей комнаты, немедленно!

– Уйду, когда мы поговорим. И после того, как ты меня простишь.

– Кто тебе сказал, что я собираюсь тебя прощать? Считаешь себя такой незаменимой подругой? Думаешь, я без тебя захирею? Как бы не так! Жила без твоей драгоценной персоны все эти годы и дальше проживу!

– Насчет незаменимой – это ты напрасно, я понимаю, что есть Оля и Нана, которые…

– Не вмешивай сюда Олю и Нану! – возмущенно перебила Нина. – И кстати, если уж речь зашла о них, они мне кое-что про тебя рассказали. Какая ты на самом деле. Поэтому не думай, что я взъелась на тебя ни с того ни с сего, будто мне делать больше нечего.

– Я и не думаю. Я знаю, что виновата. Я должна была выполнить твою просьбу, не давая ей оценок и не делая выводов, возможно, в корне неверных. Но…

– Что толку это обсуждать? – снова перебила Нина. – От твоих извинений мне ни горячо, ни холодно. Федю ими не вернешь, и, кстати, я вовсе не уверена, что они искренние. Притворяться ты умеешь. Даже не пытайся убедить меня в обратном.

Как ни хотелось мне возразить, я промолчала. Отключила закипевший чайник, залила кипятком заварку, укутала фаянсовый чайничек полотенцем и только после этого заговорила.

– Нина, ты можешь продолжать на меня обижаться. Но подумай, каково тебе будет постоянно со мной сталкиваться и делать вид, будто мы незнакомы. Ты права, Федю извинениями не вернешь, но давай начистоту: если бы ты действительно хотела его вернуть, то попросила бы у Фаины Кузьминичны несколько дней по личным обстоятельствам, вернулась в Ставрополь, встретилась с Федей и всё ему объяснила. Ты могла бы предъявить ему выписку из больницы, раз уж он не поверил тебе на слово. Одно из двух: вы или помирились бы, или ты убедилась бы, что Федя тебя не любит, и со спокойной душой вернулась в Таёжный. Но вместо того чтобы исправить ситуацию, ты предпочла перемывать мне косточки с подругами, переложив ответственность на меня одну.

Нина слушала, пристально разглядывая ноготь на большом пальце правой руки.

– Когда Матвей сказал, что уходит к беременной любовнице, я не стала винить только его или только ее, хотя это было бы проще всего. В том, что наш брак распался, была и моя вина. И уехала я из Ленинграда не только – и не столько – из-за предательства мужа. На самом деле я хотела наказать себя, но поняла это не сразу, а только когда приехала сюда.

– К чему мне эти подробности? – буркнула Нина.

– К тому, что обвинить в своих бедах кого-то другого несложно, но как потом с этим быть? Нина, нам с тобой работать вместе и жить рядом, пока одна из нас не получит отдельную комнату. Я не предлагаю тебе всё забыть, но давай хотя бы попытаемся наладить прежние отношения. Не знаю, как тебе, а мне это необходимо. Я тут совсем одна. У тебя хотя бы есть Оля и Нана, а у меня…

Мой голос дрогнул. Это получилось не специально, но я испугалась, что Нина именно так и подумает: что я напустила драматизма, чтобы надавить на жалость.

А мне не нужна была ее жалость. Мне нужно было, чтобы она меня услышала и поняла. Именно этого – понимания – я пыталась добиться своим эмоциональным монологом.

– Ну ладно, хватит, – проворчала Нина, поднявшись с кровати и подойдя ко мне. – Ты, чего доброго, еще слезу пустишь, а мне и своих слез предостаточно, вон, вся подушка промокла.

– Так что? – я заглянула в ее