Том 7. Сухой хлеб - Андрей Платонович Платонов

А как сыграли свадьбу, Евсей и говорит своему дяде:

– Вот ремень тебе морской, моченый. Как Ефросинья скажет тебе – она нездорова, – так ты ее не слушай. А ударь ее три раза этим ремнем, не жалей ее и ударь, она не умрет, ты ей не верь. А если пожалеешь, то меня ты никогда не увидишь и Ефросинья уйдет от тебя.

Правду сказал Евсей. Стала Ефросинья ахать и охать: там у нее болит, и здесь болит, везде болит.

Ударил ее царь легонько один раз, а Ефросинья еще более разохалась. Ударил он ее еще раз, а ока вытянулась и умерла. Испугался царь и забыл ее в третий раз ударить.

Выкопали для Ефросиньи-царевны могилу, выложили могилу мрамором, а Ефросинью положили в золотой гроб. Похоронил царь жену и заплакал: не стало у него опять никого, и Евсей пропал.

А Евсей пошел вокруг моря пешим к родителям: и уж далеко ушел, Однажды застала его ночь в дороге, зарылся он в омет и заснул. Наутро пришел крестьянин, начал вилами метать солому и разбудил Евсея.

– Кто там? – закричал Евсей. – Обожди-ка меня вилами колоть, я еще мало жил.

Удивился крестьянин, стал разрывать руками солому и увидел мальчика. Взял он Евсея за руку и говорит:

– Пойдем к нам в деревню, сыном будешь мне, а то детей, у нас с женой как раз нету.

Евсей и пошел.

Приходят они в избу, входят на порог. Крестьянин радуется:

– Гляди, жена, я сына тебе привел. Обрадовалась и жена.

– Здравствуй, здравствуй, сынок! – говорит. – Уж чего лучше, чего дороже! Дороже сына ничего не бывает!

Стал жить Евсей в чужой деревне у хороших людей. А он неспроста жил, он всюду уму-разуму учился.

Собрался крестьянин в столицу на базар: нужно ему было Евсею гостинцев купить, а жене подарок.

Вот съездил он в город, воротился и рассказывает домашним: поставил царь посреди города высокий столб, а столб этот чистым лаком наведен, и влезть на столб никак нельзя – скользко, а кто влезет, тому царь полтора мешка серебряных денег обещает.

Послушал Евсей и говорит:

– Видно, с тоски и глупости царь пустым делом забавляется.

– И верно – с тосхи, – крестьянин сказал, – у него жена померла. Да столб-то глуп, а глупостью тоски не одолеешь,

Евсей спрашивает:

– А тебе нужны деньги – полтора мешка?

– Да ведь даром дают – чего не взять!

Евсей научил, как надо влезть на скользкий столб:

– Лезь не прямо на него, – говорит, – а винтом, винтом, да ладонями по столбу шлепай, лак отогреется и к рукам прилипать начнет, тогда уж просто.

Поехал опять в город крестьянин и сделал все так, как Евсей его научил, – и на столб влез. Царь отсыпал ему полтора мешка серебра, крестьянин с деньгами ко двору: как бы обратно не отобрали, царский нрав – дело неверное.

У городской заставы стояла царская стража. Стражники остановили крестьянина с деньгами и стали пытать его: кто он, да откуда, да где денег столько набрал. Сказал им крестьянин правду, а ему не поверили и к царю отправили. Крестьянин видит – правда не помогает и стал говорить неправду. Царь не догадался прежде его спросить, когда денег ему давал: кто его на столб научил залезть, и теперь начал спрашивать. Ну, крестьянин говорит: я сам, дескать, сообразил, Царь сперва не поверил, потом рассерчал и велел казнить невинного крестьянина. Темно царское сердце, в нем причины нету.

А зачем попусту умирать старому крестьянину? Он и сказал правду, сказал, что это его один мальчик всему научил.

– Какой мальчик? – спросил царь.

– Да такой простенький, я его в соломе нашел. Царь отдал крестьянину серебряные деньги и поехал с ним в деревню.

Приезжают они: царь видит – сидит Евсей на земле, делает из песка пироги. Царь Евсею:

– Зачем ты ушел от меня? Евсей отвечает:

– А зачем ты меня не послушался? Иль цари слушаться не привыкли? Где теперь Ефросинья?

– В гробу, – царь говорит.

– Нету ее там, она ушла!

Удивился царь: как так нету, кто из гроба выходит?

Поехал царь с Евсеем на могилу Ефросиньи, открыли гроб, а он пустой.

Отошли они от могилы, видят, ехидна в траве ползает и пасть на них ощерила. Выхватил царь саблю, хотел рассечь ехидну пополам, а у ехидны слезы из глаз показались.

– Не трожь меня, – взмолилась ехидна знакомым человеческим голосом, – ведь я жена твоя!

Опустил царь саблю, а Евсей схватил ехидну, приподнял ее, ударил об земь, и ехидна обратилась в Ефросинью, которой она и прежде была.

Взял царь жену за белую руку и повел ее во дворец. А как пришли во дворец, Ефросинья опять хворой притворяется. Ударил ее царь один раз – пусть, дескать, она опомнится, – а Ефросинья еще пуще жаловаться стала. Ударил царь ее во второй раз, глядит – Ефросинья, как мертвая. Заплакал царь, да вспомнил Евсея – и ударил в третий раз.

И тут очнулась Ефросинья, и стала она веселая и ласковая, простая женщина, да ненадолго только. Где было ехидство, там доброму сердцу не жить.

А наутро пришел Евсей к царю прощаться. Поклонился он царю и Ефросинье. – Прощай, дядя! – говорит.

Ефросинья и спросила:

– А разве он тебе дядя?

– Дядя, а кто же? – ответил Евсей и рассказал про отца своего, пастуха, и о матери, кто она приходится царю: родною сестрою.

Удивился тут и задумался царь. А к вечеру того же дня сел в корабль и вместе с Евсеем и Ефросиньей поехал за море к сестре.

Вот приехал он к сестре: переночевали они все вместе в лесной избушке, наутро царь и спрашивает у Евсея:

– Как нам тут жить? Евсей ему:

– А ты стань мужиком, а Ефросинья бабой будет. Чего тебе царем-то быть? Заботно, суетно, ложно, да и мужики поумнеют и прогонят тебя. «Что нам царь? – скажут. – Столб-то мы и без него поставим и лаком покроем, да зачем нам столб и царь зачем?» И будет тебе погибель.

Царь испугался.

– Ну, – говорит. – Так чего ж делать мне?

– Ступай ниву косить, рожь поспела.

Взял царь косу, пошел хлеб косить. Вот взмахнул он косой, хотел рожь валить, а руки его врозь разошлись, несогласованные стали, и коса упала: правая-то рука ложку держать хотела, а левая только перстом умела указывать, где им хлеб косить!

А ноги тоже ослушались царя: правая нога лечь хотела, а левая зачесалась. И голова у царя забыла, как ей думать надо, а глаз один закрылся и заснул,