Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров
Сапогову это понятно. Через него частенько проходили бумаги из Госстраха от несчастных случаев.
– Во-от! А у тебя будут Андреи от всех видов смерти, и лучшей гвардии не сыскать!
– Но как подноготную-то вызнать?! – спрашивает Сапогов. – На плите надгробной правды не напишут, там только «Дорогому мужу, отцу или сыночку».
– Сам спроси напрямую, от чего тот помер! – успокаивает Макаровна. – Не боись, они разговорчивые! И неприхотливые. Им внимание нужно и память. Они потом через тебя с живыми якшаться будут. Для них это наивысшая радость.
Сапогов косится на часы:
– Половина одиннадцатого. Давайте отложим до утра.
– Бесовское время – ночное. С полуночи до трёх. Мы как раз на кладбище доберёмся. Заодно поучу, как правильно делишки проворачивать, чтоб паразитов не нахвататься. Ты ж, небось, без откупа с могил землю таскал!
– Не нужен мне ни откуп, ни заступ с кайлом! – гордо демонстрирует невежество Андрей Тимофеевич. – Небось ещё будете меня заставлять вашей Смерти кланяться!
– Башка не отвалится, Тимофеич! И скажи при этом: «Смертушка-Хозяюшка, Владычица Жити-Нежити, Матерь Червей, Повелительница могил, всем Ты владеешь и управляешь, на путь истинный направляешь, Тебя сам Диавол-Сатана уважает, а Бог боится!»
– Так уж и боится?!
– Не я слова придумала, – сухо отвечает Макаровна. – Но Смерть постарше Саваофа будет! Запоминай лучше! «Не тебе меня пожрать, Бог! С хлебом-маслом! Перцем-солью! Не тебе меня пожрать, Сатана! С луком-салом, с маком-лавром! Язык! Ключ! Замок! Истинно говорю!» – главная молитва Несъедобного, вроде «Отче наш».
Сапогов садится за стол, придвигает кастрюлю с вермишелью. Разогревать лень. Без аппетита ковыряет вилкой, жуёт, запивая слипшееся тесто холодным чаем.
– Проголодался? – щурится Макаровна. – Или надеешься сатанограмму отрыгнуть?
Сапогову стыдно признаться, что ведьма в который раз права.
Спохватывается:
– Не хотите ли вермишели?
– Ой, нет! – Макаровна полушутя хлопает себя по бокам. – Я ж на диете!
– Может, чайку? – Андрей Тимофеевич оставляет кастрюлю. – Вот вы сказали, что ваших бесов звали Гошка и Гришка, Герка… Как бесы могут зваться человеческими именами?
– Погостники под мертвяков маскируются. И не имена это, а клички. Церковные бесы иначе себя называют. Новма, Сорилк или Сатсоноки.
– Что за абракадабра?
– А догадайся, Тимофеич! Нет?! «Амвон», «Клирос», «Иконостас» – только наоборот!
– Остроумно!.. – хмыкает счетовод. – Снова будете помощников на букву «Г» искать?
– Да хоть на «С»: Сашка, Серёжка, Сёмка, Славка, Сенька, Стёпка! Поглядим, кто откликнется…
– А чего их шестеро, а не пять или восемь?
– Погостники – сила шестиотрядная! А вот Андреев тебе набирать можно сколько угодно. Хоть дюжину! Утром поищем, мертвяк не бес, ночью спит.
Так они, милая моя, коротают время – гневят Всевышнего, тешат нечисть. И вместе им непринуждённо и хорошо, как и нам было с тобой когда-то…
Андрея Тимофеевича сатанограммой так и не вырвало. Напрасно давился вермишелью.
– Продуктовые закрыты!.. – вздыхает Макаровна. – Без подарочков на кладбище соваться нельзя. От твоих соседушек, может, чем разживёмся полезным?
– А что нужно?
– Шоколад, мясцо, алкоголь… А лучше прочего золотишко! – хихикает на последнем слове Макаровна, потому что не очень верит, что выгорит с драгоценностями.
– Давайте проверим, что есть! – решительно кивает Сапогов.
У соседа Семёна всегда заначка в шкафчике. В этот раз «Пшеничная».
– Ну, так себе, – оценивает Макаровна. – Лучше б коньяк.
Увы, Семён не жалует благородный алкоголь, лишь дешёвое пойло. Но мертвякам и такое сойдёт.
У Иды Иосифовны холодильник на висячем замке – специально приглашала слесаря, чтоб приладил. Но открыть похожий на сейф «Зил» несложно. Сапогов подглядел, куда Ида Иосифовна прячет ключик, – в упаковку с овсянкой. Улов солидный: коробка конфет «Птичье молоко», шпроты и полкило свежайшей телячьей печёнки.
– В самый раз! – одобряет Макаровна. – Давай, Тимофеич, для комплекта ещё петушиную голову с твоего стола добавим. Она – ценный подарок, такой можно и Хозяину в качестве закупа. И Хозяйка тоже оценит! – Макаровна предпочитает так величать коллективный покойницкий Разум.
– Стоп, стоп! Это кто такие?! – таращит глаза Сапогов. – Дирекция, что ли, кладбищенская? И что такое закуп?
Ничегошеньки не знает Андрей Тимофеевич! Даже мелюзга Костя подкован лучше! Но мальчишке во сне эгрегор провёл подробнейший ликбез:
Погостный Хозяин,
Крестовый Отец!
Полуночный Каин
И главный мертвец!
Он принял мой Закуп,
Кровавую дань,
Для порчи и пагуб
Простёр свою длань!..
Нима!
Теперь и Сапогов в курсе про Крестового. В стихах всегда глубже материал усваивается. А остальное Макаровна расскажет.
– Помнишь комедию «Бриллиантовая рука»? – балагурит Макаровна, пока Сапогов со стамеской осваивает профессию взломщика – вскрывает дверь в комнату Иды Иосифовны. – Как там бандюк наставлял своего напарника: «Дитям мороженое, бабе цветы». А тут Хозяину – закуп, бесам, чертям и мертвякам – откуп.
Если перевести профессиональные арготизмы на человеческий лад, то «закуп» – подношение, предоплата Старшим Тёмным за разрешение поколдовать или разжиться полезным артефактом.
– То есть сперва закуп кладбищенскому начальству… – скрипит стамеской Андрей Тимофеевич.
Ему вспоминается поговорка бывшего шефа Лысака: «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи». Впрочем, разлучник и «похититель» Лизаньки не карты имел в виду, а бюрократическое ясновидение: как угодить секретарю в горкоме и стать инструктором отдела.
– А откуп что такое?
За всё надо платить, Андрей Тимофеевич! Причём щедро. Чтоб не вздумали Тёмные тобой подкормиться. Это в давние времена, когда бедный человек последнее от себя отрывал, хватало горбушки с мёдом или куска сала на перекрёсток или могилку. Но нечисть, она ведь не дура! Теперь требухой и медяками не отделаешься! Пришёл с просьбой, башляй по-настоящему ценным! Хоть облигациями или ваучером.
– Крак!.. – точно чеховский неумёха-фельдшер с хрустом выломал дьячку зуб; это Андрей Тимофеевич вскрыл замок.
Сапогов был уверен, что математичка живёт как миллионерша. А там всё скромно оказалось. Горка с хрусталём и советским фарфором, комод, этажерка, кровать. Из смешного – облезлое чучело медвежонка да фотопортреты молодой Иды Иосифовны – горбоносые профили. Поди думала, что красавица, грузинская княжна…
В сандаловой шкатулочке немудрёные украшения: пара-тройка колец, одно обручальное, три кулона на цепочках. Янтарная брошь, бусы из посеревшего жемчуга.
– Ссыпай сюда! – командует Макаровна и оттопыривает карман передника.
Как и было сказано, колдуны да уголовники – одна порода. А Сапогов даже не понял, что совершил кражу. Но объективно математичке украшения не пригодятся, жить осталось всего ничего.
Что не уместилось на брюхе, Макаровна сложила в хозяйственную сумку Иды Иосифовны. И напоследок умыкнула ещё пуховую шаль – ночи зябкие.
За час до полуночи старики покидают квартиру. Догадываются ли, что не вернутся туда
