Фундамент - Алексей Филиппович Талвир
Майор поднялся на свою машину и рукой показал направление, в котором следует двигаться танковой колонне, не заходя в Росток, на Висмар…
Толпа неохотно расступилась. Как жаль, что танкисты не могут здесь подольше задержаться. Их задача преследовать врага, окончательно разгромить его. Харьяс долго смотрела вслед танкам: быть может, там кто-нибудь из ее земляков. Ей так хотелось хоть что-то узнать о близких, сообщить о себе.
На входных воротах лагеря развевались флажки союзников — СССР, Америки, Англии, Франции. Это было делом рук энергичных, предприимчивых французов. Где они достали материал? Когда успели все это сделать?
Весна в этих краях наступала значительно раньше, чем в средней полосе России. В день освобождения Ростока погода стояла удивительно солнечная, теплая. Небо казалось необъятно обширным, безмерно глубоким. Воздух был чистым, свежим. Пахло терпкой зеленью распускающихся деревьев и влажной землею…
Более трех лет люди томились в этом мрачном лагере, но впервые заметили, как занималась, расцветала, входила в силу лучшая пора года — весна…
16
В семенную лабораторию Вутланского районного земельного отдела Харьяс пошла работать без колебаний. Здесь ей предоставили приличную квартиру (прежняя была занята новым директором химического завода), небольшой приусадебный участок, продуктовые карточки. «Временно поработаю, — решила она, — а когда вернется Кируш, решим, как дальше быть».
После освобождения из трудового лагеря она недолго состояла на службе в эвакогоспитале в Германии. Оттуда ее вскоре демобилизовали. Вернувшись на родину, в Чувашию, Харьяс какое-то время жила в семье Элле, где воспитывался ее внук.
Долго там оставаться Харьяс не могла: к Элле переехала их овдовевшая старшая дочь с детьми, со дня на день ждали возвращения Славы. Христовы хлопотали для себя жилплощадь, но получить квартиру в трудное послевоенное время было делом почти безнадежным.
Мария Фадеевна ревниво поглядывала на мужа, когда тот заводил с Харьяс о чем-нибудь разговор. В ее обращении с Чигитовой появилась откровенная холодность. Да и Евдокия Митрофановна, чувствовалось, не считала больше ее своей близкой родственницей: Тамары нет, Сережа долго жить один не будет, значит…
Харьяс не обижалась: все логично, закономерно, такова жизнь. Она была счастлива, что остались в живых ее сын и муж, искренне считала себя обязанной семье Элле за то, что они в трудные военные годы выходили, сберегли ее внука, их внука… Харьяс поблагодарила всех за гостеприимство, забрала шестилетнего Ромика и уехала с ним в Вутлан.
Весть о победе застала Сергея в чебоксарском госпитале. Демобилизовавшись, он стал готовиться к поступлению в институт. Всю войну он мечтал об этом. И вот теперь, наконец, ничто не сможет помешать ему получить высшее образование.
Сергей подал заявление в Ленинградский политехнический институт и вскоре поехал сдавать экзамены.
Кирилл Герасимович после победы над Германией был переброшен на Дальний Восток. После капитуляции Японии он находился в Порт-Артуре, писал, что скоро вернется домой.
В Вутлане Харьяс встретили тепло, сердечно: к этому времени в город вернулись Мурзайкины, Иштулов, Стемасов.
Уга Атласовна приняла предложение возглавить детский санаторий, Иван Филиппович был избран председателем райисполкома. Архип Прокопьевич Иштулов поступил на химзавод на должность начальника механического цеха.
Его жена, Александра Макаровна, всегда отличавшаяся добротой, чуткостью, принялась помогать Харьяс перетаскивать вещи, обставлять ее новую квартиру.
Двенадцатилетний сын Иштуловых, Аркадий, сразу взял под свою опеку Романа. Он играл с ним, водил его по городу, брал с собой в кино.
Александра Макаровна не возражала, чтобы Харьяс приводила Ромика к ней на время работы. Но квартира Чигитовой находилась поблизости от семенной лаборатории, и это очень выручало. В свободную минуту она могла сбегать домой, накормить внука. Иной раз даже брала его с собой. Молоденькая лаборантка охотно болтала с мальчиком, дарила ему книжки с картинками, цветные открытки.
Жизнь налаживалась, затягивались раны, нанесенные войной.
Харьяс хотелось забыть обо всем пережитом в лагере, на войне. Невозможно быть счастливой, помня о тех ужасах.
Шла подготовка к весенней посевной кампании. В районной газете было опубликовано решение районного Совета о сортировке и подготовке семян яровых к севу. Харьяс и лаборантка ежедневно подавали председателю райисполкома сведения о всхожести семенного материала.
Семена яровой пшеницы колхоза «Малалла»[7] имели нулевую всхожесть. Прежде чем сообщить об этом в райисполком, Харьяс выяснила причину непригодности зерна: его засыпали в семенной фонд от зимнего обмолота.
В очередной сводке председателю райисполкома пришлось сообщить об этой неприятности.
К концу рабочего дня Мурзайкин позвонил в семенную лабораторию:
— Харьяс Харитоновна? Попрошу срочно зайти ко мне.
Через несколько минут Чигитова сидела перед Иваном Филипповичем.
— Итак, по законам химии, пшеница колхоза «Малалла» не дает всхожести?
Харьяс поняла: Мурзайкин намекает на то, что она работает не по специальности.
— И по законам биологии тоже, — вставила она.
— Допустим, допустим, — не стал возражать Иван Филиппович. — А известно ли тебе, что существуют еще политические законы.
— То есть? — не поняла Чигитова.
— Я должен рапортовать центру о стопроцентной пригодности семян к севу.
— Ну, а если этого нет? Зачем же обманывать, вводить в заблуждение? — выразила недоумение Харьяс.
— Затем, чтобы нашему с вами району не оказаться на последнем месте по республике.
— Да, жаль, что колхоз «Малалла» подвел нас, — согласилась заведующая лабораторией. — Как им пришло в голову — засыпать в семенной фонд зерно, перезимовавшее в поле?
Мурзайкин поднялся с кресла, поскрипывая хромовыми сапогами, прошелся по кабинету. Как бы в тяжелом раздумье, остановился у широкого окна, за которым стояли запорошенные последнемартовской метелью деревья. Тяжело вздохнув — пусть поймет эта женщина, какая у него ответственность на плечах, — одернул военный китель без погон с орденами и медалями на груди.
— У меня к тебе, Харьяс Харитоновна, просьба. Поставь-ка в своем акте стопроцентную всхожесть. А я потребую от председателя колхоза срочной замены семян.
— В колхозе «Малалла» других семян нет.
— Займет у соседа. Я дам указание. А ты пока поддержи честь района… и своего председателя, конечно. Мурзайкин не может быть последним. Понимаешь? Я же фронтовик, имею правительственные награды. Сейчас я просто не имею права отставать от соседей. Не правда ли?
Чигитова, как бы не поняв, чего от нее хотят, согласилась:
— Пожалуйста. Только пусть сначала заменят семена и привезут их в лабораторию на анализ.
— Нет, сначала ты подпишешь! — Мурзайкин начальственно вскинул голову, его жирный заросший подбородок задрожал от
