Том 3. Чевенгур. Котлован - Андрей Платонович Платонов

«Древние» одичавшие люди, обросшие шерстью и отделенные стеной от организованных строителей нового мира, устроенного по законам «науки и техники», изображены в антиутопии Е. Замятина «Мы». Образ города «обросшего шерстью» появляется у Мандельштама в описании Сухаревки – московского базара 1923 г.: «Если дать базару волю, он перекинется в город и город обрастет шерстью» (Мандельштам, т. 1, с. 298).

Образ «обрастающего шерстью» человека возникает у Платонова в рассказе «Мусорный ветер», где он прямо связан с темой концлагеря.

Женщина осталась лежать в том вечном возрасте, в котором умерла… – Смерть матери изображается в незавершенной повести Платонова о детстве «Дар жизни», работа над которой началась после пережитой писателем в 1929 г. смерти матери Марии Васильевны Климентовой, урожденной Лобачихиной.

Смерть матери становится центральной темой рассказа «Третий сын». Герои многих произведений Платонова вспоминают умерших матерей. Так же как Настя в «Котловане», предчувствуя смерть, просит принести кости матери, мечтают вновь увидеть мать постаревшие герои Платонова.

В образе матери Насти – традиционный для русской литературы символ России: «…строителей охватывает тоска <…> по забытом, оставленном светлом чувстве, которое, однако, еще не совсем умерло в тайниках озверелых сердец. Они идут искать женщину – символ вечной России – и находят ее, умирающую „под спудом“» (Киселев, с. 140).

Гробы – заготовка гробов заранее, лежание в гробу связано с ожиданием конца света староверами и известно на Руси с очень давних пор.

Появление гробов в тексте «Котлована» непосредственно предшествует изображению коллективизации.

Образ гробов в «Котловане» связан не только с разрушением авторской надежды на будущее колхозной деревни и социалистического поколения. В особой привязанности мужиков к своим гробам скрыта надежда на то, что в них можно сохранить «человеческое вещество». В этом значении образ гроба становится вариантом образа дома: и тот и другой должны уберечь человека (живого и мертвого) от разрушения. Дом – средоточие жизни оборачивается гробом – жилищем смерти. Человек обретает вечность в смерти. Становится понятно платоновское выражение «жить в смерти»: по Платонову человек попадает в смерть временно и может оттуда вернуться.

– Дядя, это буржуи были?..

– Нет, дочка… Мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать… – Чиклин объясняет Насте, что мужики бедные люди. А не «буржуи».

Платонов свидетельствует о том, что пролетарий Чиклин не считает крестьян «буржуями», «кулаками» и классовыми врагами. Между тем они подлежат уничтожению «согласно пленума». Возможно, речь идет о Пленуме ЦК ВКП(б) «Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства», состоявшийся 17 ноября 1929 года.

…товарищ Пашкин сообщил мастеровым, что бедняцкий слой деревни печально заскучал по колхозу… начать классовую борьбу против деревенских пней капитализма. – В «Котловане», как и в «Чевенгуре» построение «светлого будущего» предполагает прежде всего уничтожение негодного «человеческого материала». Все это напоминает реализацию программы Шигалева из «Бесов» Достоевского: «Он предлагает в виде конечного разрешения вопроса – разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть… вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать» (Достоевский, т. 7, с. 422–423).

…Пашкин… обдумал увеличить котлован… в шесть раз, дабы угодить наверняка и забежать вперед партийной линии… – Речь идет о непомерном увеличении пятилетнего плана, не подкрепленном материальными ресурсами.

Платонов отмечает, что угодничество – главная черта новых «профессиональных руководителей».

Вощев, опершись о гробы спиной, глядел с телеги верх – на звездное собрание и в мертвую массовую муть Млечного пути. Он ожидал, когда же там будет вынесена резолюция о прекращении вечности времени… – Ожидание вечной жизни заметил в «Котловане» Иосиф Бродский: «Идея Рая есть логический конец человеческой мысли в том отношении, что дальше она, мысль, не идет… Рай – тупик; это последнее видение пространства, конец вещи, вершина горы, пик. С которого шагнуть некуда… – в связи с чем и вводится понятие вечной жизни. То же относится и к Аду» (Бродский И. «Пик, с которого шагнуть некуда» // Платонов А. Котлован. Анн Арбор: Ардис, 1973).

Тема прекращения времени в «Котловане» связана с верой в наступление Апокалипсиса: Вощев надеялся, что Настя «…увидит время, подобное первому исконному дню» – тому, который описан в Откровении Иоанна Богослова: «И ночи не будет там, не будут иметь нужды… в свете солнечном, ибо Господь освещает их; и будет царствовать во веки веков» (22:5).

…колхоза имени Генеральной линии… – В названии колхоза передана авторская ирония, вызванная резким переломом в политической линии партии по отношению к крестьянству. «Само название колхоза – „Имени Генеральной линии“ – представляет собой парадокс, ибо генеральная линия заключалась в мощном темпе индустриализации, возможном благодаря военно-феодальной эксплуатации деревни. „Колхоз имени уничтожения крестьянства“ – так всю эту ситуацию смоделировал в „Котловане“ Платонов» (Золотоносов М. Усомнившийся Платонов // Нева, 1990. № 4, с. 187).

Каждую новую директиву он читал с любопытством будущего наслаждения… – Платонов заметил сдвиги, происходящие внутри партии. Он обращает внимание на расслоение партии, о котором писал Л. Д. Троцкий: «Работники партийного аппарата не имеют больше – или, во всяком случае, не высказывают – собственного мнения, а заранее соглашаются с мнением „секретарской иерархии“. Массе же рядовых членов партии решения этой иерархии вообще спускаются в виде приказов» (Троцкий Л. Новый курс. М., 1924, с. 11–13).

…ведь весь земной шар, вся его мягкость скоро достанется в четкие, железные руки, – неужели он останется без влияния на всемирное тело земли. И со скупостью обеспеченного счастья активист гладил свою истощенную нагрузками грудь. – У Платонова многие герои испытывают потребность мыслить и действовать во «всемирном масштабе». Но эта деятельность, по Платонову, может иметь гибельные последствия. Активисту кажется, что он готов жертвовать собой ради будущего, но он не хочет «забываться в общей, руководимой жизни», «быть членом общего сиротства», ждать, «пока каждый пастух не очутится среди радости, ибо уже сейчас можно быть подручным авангарда и немедленно иметь всю пользу будущего времени» (с. 473). У активиста жертвенность и аскетизм сочетаются с корыстью, он надеется на получение материальных благ и социальных привилегий.

Козлов, готовый действовать в «руководящем» масштабе, вызывает у автора «Котлована» тревогу. Платонов испытывает серьезные опасения за землю, оказавшуюся в «железных», «хищных» руках.

У Платонова текстуально совпадающие характеристики могут иметь прямо противоположные значения. В «Чевенгуре» о Захаре Павловиче сказано: «Он утратил все – разверстое