Степные дороги - дороги судьбы (роман в повестях) - Нуры Байрамов

печалит. А потом я узнала, что сердце у нее разрывается от горя. Сын да муж у нее на уме. Нет ночи, чтоб не видела их во сне. — Тоушан помолчала, словно набираясь решимости продолжать: — Я сирота, Байрам… Росла у дальних родственников. Знаешь, как у нас говорят: "Шесть дядьев соединятся — отца не заменят, семь золовок соберутся — мать не заменят". Выдали меня замуж. Свекровь была мне как мать, а муж оказался непутевым. И бросить не бросил, и мужем не стал. Привел меня в незнакомый город и пропал, осталась я одна — ни жена, ни вдова. Назад в село я не вернулась. Абадан-эдже устроила меня на фабрику, где сама работает с войны. А потом меня послали на переподготовку. Вот как хорошо получилось — тебя встретила. Ты с лица мало изменился, почти такой же, как на фотокарточке. Как увидела тебя в первый раз, меня словно толкнуло: где я могла видеть тебя раньше? Написала домой, получила твою фотографию. И вот мы с Марией Антоновной пришли. Да, а ты не узнаешь Марию Антоновну? Она когда-то была у нас на фабрике. С мамой твоей хорошо знакома. Не узнал?

— Нет, я ее не помню. Мама, кажется, говорила, что есть у нее в Подмосковье знакомая женщина. Хороший, мол, человек. Я тогда не обратил на это внимания, а потом все забылось, — ответил Байрам и снова долгим взглядом посмотрел на Тоушан.

Почему-то ему казалось, что он давно ее знает. Неспешная речь, плавные движения, весь облик ее напоминал ему ту, которую он лелеял в своих мечтах. "Чтобы быть добрым, умным, человечным, не нужно кончать института. Видно, что она нигде не училась, но ведь доброе сердце и ум — от природы. И такая прекрасная девушка попадает в руки бесчестного человека. Верно сказано: "Лучшие дыни пожирает шакал". Такую женщину я на руках носил бы. Может, я так рассуждаю оттого, что калека и ослаб сердцем? Говорят, женщину надо в строгости держать. Ну для чего быть с ней строгим? "Птицу хлебом заманивают, человека — словом", она завладела мной.."

Тоушан оглядела комнату Байрама. Вещей немного. В углу на столе открытая швейная машина. Рядом не то заячья, не то лисья шкура. "Кажется, верно говорят, что он скорняжничает. На гвозде застиранное полотенце. И наволочка на подушке серая. Сразу ясно, что в доме нет женской руки. Таз и корыто у них, наверное, найдется… Байрам уедет, а у старика белье будет выстирано. Небольшая, а все помощь".

Тоушан видела, что настроение у Байрама изменилось. Он успокоился, и она решила, что, если сейчас заведет разговор о возвращении на родину, он не откажется поехать вместе с ней. "Если бы с самого начала был возле него человек, который нашел бы дорогу к его сердцу и дал ему верный совет, Байрам, может быть, не бросил себя в бездонную пропасть", — подумала она.

— У меня есть протезы, и с костылями я могу немного ходить. Трудно очень, вот я и не надеваю их, — заговорил Байрам.

И Тоушан поняла, что жажда жизни пробуждается в нем. "Какая чуткая душа у Байрама, как он отзывается на малейшее движение. От матери перенял он эту черту", — думала Тоушан.

— А там есть такие, как я, калеки?

Тоушан ответила сразу, будто ожидала этого вопроса.

— Конечно. Не одного и не двух, нескольких человек видела. Даже у нас на фабрике работает такой же, как ты. Дядя Саша.

— Матери не писала обо мне?

— Нет, она еще ничего не знает. А мне уже пора… — Тоушан замолчала.

— Так рано? — огорчился Байрам.

— Да не в общежитие, а домой. Мы уже заканчиваем курсы. Подружки хотят лететь самолетом, а я еще не знаю… Как ты решишь, поездом или самолетом?

"Какая она настойчивая! Не спрашивает, поеду я или нет, сама решила. Неужели все женщины такие?"

Тоушан сняла платок, повесила на спинку стула. Теперь она стала еще красивее.

В соседней комнате Мария Антоновна негромко беседовала со стариком. Тоушан вышла к ним.

— Я хочу постирать белье, — обратилась она к Марии Антоновне. — Вы идите.

— Ну, как он? — спросила Мария Антоновна.

— Все в порядке. Завтра надо купить билеты на самолет.

— А я пошлю Абадан срочную телеграмму, когда вы улетите, — радостно улыбаясь, сказала Мария Антоновна. — Так и напишу: "Встречай в аэропорту своего сына Байрама и дочь Тоушан".

Байрам ничком лежит на постели. Слышит он или нет, о чем говорят в соседней комнате, непонятно. Старик поднялся со стула, поскреб в затылке и направился к Байраму. Опустился на колени возле кровати, обеими руками взял его за голову, пристально поглядел ему в глаза.

— Сынок, — тихо произнес он и стал целовать Байрама в лоб, в подбородок, в щеки.

— Отец, ведь я еще не уезжаю. А ты, оказывается, как малое дитя, — Байрам гладил старика по плечу, стараясь утешить.

— Сынок, я от радости плачу. Я же говорил, разыщут тебя родные!

Старик вытер глаза и заговорил спокойнее:

— Она хочет постирать белье. В чем поедешь? У тебя и костюма-то приличного нет. Ну да гимнастерку наденешь. Ты ведь у нас воин…

Тем временем Тоушан и Мария Антоновна поставили греть ведро воды. В четыре руки перестирали груду белья. Поздним вечером возвращались они домой.

На другой день Тоушан с подругами пришла к Байраму.

— Оказывается, чтобы купить билет, нужен твой документ, — сказала Тоушан, подсаживаясь к Байраму, который складывал вещи. — Мария Антоновна даст маме телеграмму, когда мы вылетим.

У Байрама забилось сердце. Она сказала "мама", значит, теперь у него будет сестра. Мать и сестра. Только вот подруги ему не найти.

Он сидел, не поднимая головы. Тоушан почувствовала его смятение и попыталась отвлечь.

— Ты не набирай вещей. Дома у тебя всякой одежды полно. Мне нравится, когда на парне белая рубашка.

"Не будь я калекой, сказал бы: надену то, что тебе по душе. Как все запутывается. И мои страдания станут сильнее, и других заставлю страдать. Наверное, лучше не ехать. Пусть она забудет, что я есть на свете, пусть ничего не говорит матери, пусть молчит".

Он хотел что-то сказать, но в это время с фабрики вернулся старик.

— Теперь ты вольный человек, — бодро сказал он Байраму. — Лети на все четыре стороны. Документы выправил.

С этими словами он выложил на стол разные бумаги.

Девушки взяли паспорт и отправились за билетами, старик ушел на базар. "Такое дело надо отметить, сыпок". Тоушан и Байрам остались одни.

— Зачем ты хочешь увезти меня? — неожиданно спросил Байрам. — Ну вот, я приехал.