Сыновья профессора - Бруно Саулит

Где-то неподалеку, должно быть в кабинете профессора, зазвонил телефон. Делвер быстро взглянул на часы — было начало десятого.

— Простите, профессор! — С деланным равнодушием он не спеша встал и направился было в комната, где надрывался телефон. — Это меня.

— Почему именно тебя? — Вецапинь удержал гостя, усадил его обратно.

— Я же договорился, что мне в это время будут звонить? — оправдывался Делвер.

Но профессор уже исчез в кабинете.

— Эх! — Делвер махнул рукой, налил рюмку и быстро вылил ее. — Видать, кончен бал.

— Из больницы? — спросила Айна.

— Не иначе.

Профессор шумно положил трубку и вернулся.

— К сожалению, у меня больше нет времени.

Он торопливо кивнул гостям и, сунув руки в карманы. направился в переднюю. Делвер выскочил вслед за ним.

— Профессор, это из больницы?

— Да.

— Сегодня у вас выходной…

— У меня выходных нет. — Вецапинь взял трость.

— Сегодня в больнице работаю я! — Делвер еще раз попытался перехватить профессора, но тщетно — его уже нельзя было удержать.

— У меня сейчас нет времени, — повторил он и подал Делверу руку. — До утра ты свободен, а в восемь — как всегда.

Хлопнула дверь, Вецапинь был таков. Делвер закурил и пошел к телефону. После второго сигнала ответила дежурная сестра.

— Кровотечение? — спросил Делвер отрывисто.

Оказалось, что оперированный больной в порядке, по привезли какого-то пострадавшего от несчастного случая, и доктор Бриснынь боится оперировать без профессора.

Делвер положил трубку и тихо выругался. Боится! Чего? Боится ответственности, овечья душа! Если боится, так не лез бы в хирурги, а возил бы каталку по коридорам!

Так или иначе, вечер загублен. Айна тоже собралась уходить — оставаться одним, без хозяина неприлично. Петер молча проводил девушку до двери и помог ей надеть пальто.

— Спасибо, — улыбнулась она и протянула руку.

В эту минуту вошел Виктор Вецапинь.

Говорят, что яблоко от яблони недалеко падает Если считать профессора яблоней, то яблоко — младший его сын Виктор — упало у самого ствола. С первого взгляда можно было сказать, что по внешности он истинный сын своего отца. Та же фигура, только, конечно, соответственно возрасту, стройнее в гибче, те же волнистые светлые волосы, только гораздо пышнее, чем у профессора, тот же острый взор, который иногда называют внимательным, даже пронзительным.

— Добрый вечер! — Виктор небрежно скинул мокрый плащ, под которым оказался светлый летний костюм. — Я вижу, у моего брата гости, верное сказать, гостья. Прошу прощенья, я не буду мешать.

Он раскланялся, собираясь направиться в свою комнату, и тут заметил Денвера.

— Доктор! — Виктор раскинул руки. — Вас посылает сама судьба. Сходимте в «Лиру», посидим…

Делвер не уклонился от объятий, похлопал Виктора по спине и плечам, потом высвободился.

— Простите, мой юный друг, сегодня я занят. Между нами говоря, и мне и вам уже достаточно, — он произнес это тихо, чтобы слышал один лишь Виктор, и снова повысил голос: — Мы с сестричкой только поздравили профессора с днем рождения. А теперь пора по домам.

— День рождения… И верно… — Виктор немного встревоженно провел ладонью по лбу. — Что, старик дома?

— Профессор уехал в больницу, — сказал Делвер и подал Виктору руку. — До свидания, дружище.

— Привет. — Виктор простился с Денвером и низко склонился перед Айной. Через минуту он уже был в своей комнате.

— Он всегда такой? — спросила Айна, когда они с Денвером спускались по лестнице.

— Зачем всегда? Молодым людям иной раз случается хватить лишку. Что тут страшного?

— Что, братья Вецапини не ладят между собой? — спросила через некоторое время Айна.

— Собственно говоря, ладят или не ладят, сказать трудно. — Делвер взял Айну под руку. — У каждого свой характер: Виктор — порывистый и общительный, Петер — сдержанный, я бы сказал, смирный.

— И все-таки они братья.

— По виду этого не скажешь… — Делвер отворил калитку. — Но что-то общее у них есть. Фамильное упорство, гордость. На полдороге они не остановятся. Каждый по-своему, а достигнут цели.

Улица встретила их вечерней сутолокой. Дождь перестал, на мокром асфальте отражались огни фонарей.

— Взгляните! — Делвер откинул голову и указал вверх. — Третье справа — окно Петера. Свет там не погаснет до утра; к нему наверняка еще придет какой-то товарищ, и они будут вместе колдовать над расчетами, пока не вспотеют мозги.

— Он так много работает? — спросила Анна.

— Нечеловечески. Непостижимо, когда этот инженер спит? Эх, ему бы голову Виктора!

— Идемте, — Айна вздрогнула. Вероятно, сквозь легкое пальто она ощутила прохладу весеннего вечера.

— Вам холодно?

— Нет, просто я не люблю говорить за глаза о людях. — Она посмотрела на Делвера. — А вам бы поправилось, если б другие стали пересуживать ваши способности и характер?

— Мой характер… — усмехнулся Делвер. — Знаете что, зайдемте куда-нибудь, посидим. И если желаете, побеседуем о моем характере.

— Нет, доктор, мне нужно домой. — Она высвободила локоть из-под его руки. — Вот мой автобус. Спокойной ночи!

Он молча приподнял шляпу, поглядел, как отъехала большая неуклюжая машина, сунул руки в карманы и, ни о чем не думая, побрел по направлению к центру. По улице, тихо гудя, проносились автомобили, навстречу шли люди, порой касаясь Делвера плечами, возле кафе «Флора» с ним кто-то поздоровался, наверно знакомый студент, но большинству прохожих до него не было никакого дела.

Делвер остановился лишь на углу Советского бульвара и с минуту разглядывал красную неоновую рекламу, гласившую: «Храните деньги в сберкассе!».

«Забавно, — подумал он и рассмеялся. — Весьма забавно! У меня вовсе нет таких денег, а если б были? Если бы были, я бы купил Айне Сарме шубу, а сам бы пошел выпить. Выпивал бы и думал о своем характере. Да вообще характер ли это? Может быть, только поза только бессильная игра в прятки, чтобы люди не видели, каким слабым человеком может оказаться иной хирург. Никогда не нужно размышлять о самом себе!» — решил Делвер, вынул сигарету, закурил и, твердой, уверенной походкой перейдя улицу, исчез в пестрой толпе.

3

Лампа ярко освещала разостланные по письменному столу бумаги: в остальную часть комнаты ее абажур пропускал лишь таинственный зеленоватый полумрак, подобный тому, каким пользуются театральные осветители, когда надо изобразить на сцене подводное царство.

Петер Вецапинь прилег на диван. Закинув руки за голову, он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, где еле заметно колыхались маленькие световые кружки от дырочек в швах абажура. В комнате было тихо, и Петер старался ни о чем не думать, дать отдых нервам, чтобы потом опять сесть за стол