Взрослые и дети - Михаил Семенович Панич
— Меня нисколько не интересует то, что невозможно проверить, например — чувства детей. Меня интересуют их знания… Знает или не знает? А всё остальное — лирика…
Она против лирики.
ЧУДАЧЕСТВО
Однажды я услышал рассказ об одном известном и весьма почитаемом докторе медицинских наук, который, экзаменуя студентов, вдруг упал в обморок. Закрыл глаза, запрокинул голову, — худо человеку! Студенты засуетились, забегали. А экзамен-то был как раз об оказании скорой помощи.
Вдруг профессор выпрямился, строго и весело посмотрел на экзаменующихся и сказал:
— Убирайтесь вы все! Я уже умер!.. Четыре минуты прошло, а вы всё бегаете, помощи оказать не можете!..
Чудачество?
Возможно.
Но какое хорошее стремление проверить не только формальные знания, но и умение воспользоваться ими на практике, в жизни.
И в школе иногда сталкиваешься с тем, что ученик прекрасно рассказывает о благородных идеях Герцена, Чернышевского, а затем совершает поступки, далекие от благородства.
Нельзя снизить оценку, — ведь урок выучил, знает. Знает ли?
В сочинении на выпускном экзамене ученик написал, что вот у него над кроватью висят портреты краснодонцев, героев «Молодой гвардии», он смотрит на них как только проснется, старается быть похожим на них… Сочинение было написано отлично, очень грамотно, даже с блеском… Но всё же один из учителей вспомнил, что он был у этого ученика и никаких портретов краснодонцев над кроватью не видел, был совсем недавно…
— Фальшивка, — сказал учитель. — Не висят у него над кроватью портреты краснодонцев…
— Никакой фальшивки, — не согласился с ним другой учитель. — Ведь он писал сочинение, а не автобиографию.
Прозвучало как будто убедительно.
В самом деле, ведь — сочинение!
А я, присутствуя при этом споре, вспомнил чудачество профессора, не подписавшего зачета студентам, которые знали всё по учебнику, но сплоховали на практике, в жизни не сумели. Надо уметь — в жизни!
Мне хотелось бы, чтобы высокие чувства не сочинялись.
Мне тоже чем-то претило сочинение выпускника, хотя формально он и имел право так писать.
— Вы всегда были чудаком, — сказал второй учитель первому. — Вы ищете во всем точного соответствия…
Мне и это чудачество, как чудачество профессора, нравится.
Но дело еще в том, что первый учитель хорошо знал выпускника. Никогда тот не обращал своих взоров к краснодонцам, никогда по-настоящему не думал об их высоком примере. Он и вспомнил о них только для сочинения.
Вот в чем дело!
И в этом связь между двумя рассказанными здесь случаями.
Всё проверяется жизнью, действительностью.
Чудачество здесь только мнимое.
НА УЛИЦЕ
Несколько раз милиционер задерживал одного и того же мальчика, прыгавшего в трамвай на ходу. Этот безбилетный пассажир никуда не торопился, на остановке он спускался с подножки и отходил в сторону. Стоило трамваю тронуться с места, мальчик снова оказывался на подножке, — как будто ему подарили этот большой, мчавшийся с шумом и грохотом вагон исключительно для веселой игры.
Милиционер — что за черствый человек! — не хотел понять всей увлекательности такого препровождения времени. Он задерживал любителя покататься на трамвайной подножке.
В отделение милиции вызвали мать. Мальчик ждал ее без всякого трепета. Она всегда брала его под свою защиту. Почему задержали? Кто дал такое право задерживать детей? Что он, преступник? И как только не стыдно?!
И вот ее — в который раз! — вызвали, но уже не в. отделение милиции, а в больницу: мальчик погиб под колесами.
Горько сознавать, что уже нельзя помочь этой матери, потерявшей ребенка.
Не все матери так неразумно восстают против вмешательства посторонних в поведение ребенка на улице. Разумные матери надеются на это вмешательство.
Конечно, милиция должна быть активнее в борьбе с детской безнадзорностью. Но нужно быть справедливым: без нашей помощи самый расторопный милиционер не справится полностью с задачей. Если мы будем равнодушно, а то и сочувственно расступаться перед убегающим маленьким нарушителем порядка, не превратится ли для него всё усердие милиционера в новую игру: «Дяденька, поймай меня!»?
Стоит, однако, взрослому почувствовать и себя ответственным за поведение любого ребенка на улице, как многое изменится к лучшему, многое будет сделано.
Нужна всеобщая, добровольная и нерушимая ответственность взрослых за поведение детей на улице.
УПОРНО О ТОМ ЖЕ
В тайгу, если там заблудился человек, посылают на розыски экспедицию. И нет большего позора, чем бросить розыски, испугавшись трудностей. В глухой, далекий поселок, если там заболел человек и срочно нужно ему помочь, вылетает на самолете врач. Никакой шторм не остановит моряков, спасающих человека, упавшего за борт. Таков закон нашей жизни.
Почему же этот закон не действует в тех случаях, когда ребенку угрожает смерть под колесами трамвая?
Да только потому, что опасность здесь не кажется нам несомненной. Сколько их, этих детей и подростков, на наших глазах соскакивает с подножки, и ничего не случается. Висит на подножке, но не обязательно же сорвется. А я крик поднимаю.
Нежелание сделать моральное усилие, проявить настойчивость, когда это совершенно необходимо, и приводит к тому, что под колесами городского транспорта так часто гибнут дети.
Нет, с этим нельзя мириться!
Может, следовало бы каждый раз, когда случается такая беда, оповещать об этом жителей города по радио, включая уличные трансляционные установки, оповещать траурными объявлениями в газетах: «Сегодня из-за нашей общественной нерешительности ребенок попал под трамвай!»
А много ли требуется от нас, хороших взрослых людей?
Совсем немного. Только решимость остановить! Умной, доброй и сильной рукой. Сказать непреклонное и воспитывающее слово:
— Нельзя!
КАК ЭТО БЫВАЕТ
В парикмахерскую вошли маленький школьник и его мать.
Мальчик, ученик второго или третьего класса, занял место в кресле, и мастер обратился к матери с обычным вопросом:
— Как стричь?…
— Оставьте челочку.
— Нельзя челочку, — вмешался мальчик. — Клавдия Васильевна не разрешила.
— Ну и бог с ней, с Клавдией Васильевной, — ответила мать. — А мы всё-таки будем с челочкой.
Мастер начал стрижку.
Названная мальчиком Клавдия Васильевна — это, несомненно, его учительница. Ее слово для него много значит. Он, вероятно, и дома часто повторяет: «А Клавдия Васильевна сказала…»
Но мать, которая должна поддержать такое доброе чувство, бессознательно разрушает веру ребенка в учительницу.
Понимает ли она, как это вредно, чем это грозит не только сыну, но и ей самой?
…Мать ученика третьего класса В. написала для своего мальчика подложную справку, якобы от медицинской сестры, для представления в плавательный бассейн. В школе мальчику справку могут и не дать, а ведь ему так хочется плавать!
Характеризуя
