Степные дороги - дороги судьбы - Нуры Байрамов

Все так же спокойно Огульбиби сказала:

— Ты ошибаешься. Нурлы ничего не говорил. А поведение Худайназара мне не нравится, поэтому я хочу, чтобы ты держалась от него подальше.

— Как он себя ведет? — повысив голос, с вызовом спросила Гуллер.

— Не кричи! — резко одернула ее Огульбиби, не сумев скрыть раздражения. — Я не глухая, услышу, даже если ты будешь говорить тихо. А я и не знала, какая ты языкастая. Так вот запомни: "Треснувшее стекло целым не станет".

Гуллер не могла отказаться от своей мечты.

— Сами ничему не учите и другим учиться не даете, — запальчиво бросала она несправедливые слова. — Я не ожидала от вас этого, учительница.

— Пусть будет по-твоему. Иди к своему трактору. Я тебя предупредила. Хорошо, если у Худайназара только одно желание. Смотри не ошибись. И помни пословицу: "Открытую посуду собака лижет".

Гуллер поспешно подвязала кушаком стеганый халат и молча выскочила из палатки.

Увидев ее, Худайназар облегченно вздохнул и направился к трактору. А Гуллер подошла к Нурлы, вырвала у него из рук ведра и уселась позади Худайназара.

Трактор тут же двинулся, беря направление на самый дальний массив.

Нурлы оторопело посмотрел на Огульбиби, потом обвел взглядом всех вокруг. Убедившись, что помощи ждать неоткуда, он порывисто зашагал в степь, подставив лицо ветру. Гнев застилал ему глаза, горло перехватила спазма, в груди пекло. Когда через некоторое время он оглянулся, то Гуллер уже не увидел. Густо клубилась поднятая трактором пыль.

Вместе со всеми он откидывал лопатой землю на низкие участки, а в ушах еще долго звучал треск удалявшегося трактора.

Беркели присматривает за Хуммедом. В глубине души Огульбиби радуется тому, что малыш не один. Однако она разгадала маневр соседа. Знает, поганый, с какой стороны подступиться. Чтобы изловить лань, сначала приручают ее детеныша. И Огульбиби решила отказаться от его услуги.

Худайназару кажется, что трактор еле ползет. Ему хочется поскорее отъехать от палаток. Спиной ощущает он жаркое дыхание Гуллер.

Девушка безмерно рада, что настояла на своем. Сейчас у нее нет никаких сомнений, что Нурлы глупеет с каждым днем. Почему она считала его умным, развитым, внимательным? Ей нравились его стихи. А потом Нурлы стал подозрительным, сердился, стихи забросил. Конечно, его злило, что она надумала изучать трактор. А если у нее способности? Вон сам Худайназар говорит: "Ты на лету все схватываешь". А Нурлы он называет молокососом. Гуллер снисходительно-свысока думает о Нурлы. Ведет себя как несмышленое дитя. Подумаешь, сочинил два стишка. А для чего ябедничал учительнице? С ним надо держать ухо востро.

Наконец трактор остановился. Людей не видно, голосов не слышно. Худайназар доволен. Он легко спрыгивает на землю и обращается к Гуллер:

— Ты сядь за трактором, спрячься от ветра, а я воды принесу.

— Ой, я сама схожу!

— Не нужно ходить через кладбище, напугаешься, чего доброго. Если спросят, скажешь, что носишь воду. Кому какое дело, поняла? — И он взял у девушки ведра. — Они тебе завидуют. Будто ты им насолила чем-то. Может, у тебя плохие отношения с Огульбиби? С чего они вдруг так о тебе пекутся?

— Нет у меня никаких отношений. С тех пор как окончила школу, я с ней ни разу не встречалась, — стараясь выглядеть в глазах Худайназара взрослее, заискивающе отвечала Гуллер.

— Я давно знаю ее черное нутро. Она хочет, чтобы ни одна женщина не смогла опередить ее… Ни о чем не думай, но если придется отвечать, ты тоже кое-что сможешь сказать…

Гуллер приятно, что Худайназар говорит с ней на равных, и она живо откликнулась ему в тон:

— А я уже сказала. Только что. Должна бы понять.

— И правильно. Молодец. Я и в МТС говорил, чтобы тебе выделили новенький трактор.

— Да мне и старый хорош.

— Нет, только новый! Представляешь: трактор блестит, и ты на нем! — воскликнул Худайназар, легонько обнимая ее за плечи.

Он сразу же убрал руки, чтобы не спугнуть девушку. Гуллер не поняла тонко рассчитанных действий, а его руки уже тянулись к ее талии. Девушка вздрогнула, почувствовав прикосновение, но Худайназар успел отвлечь ее внимание.

— Гуллер, — с жаром заговорил он, — день, когда ты выедешь из ворот МТС на новом тракторе, будет самым счастливым в моей жизни!

Подхватив ведра, он зашагал к джару.

Гуллер восхищенно смотрела ему вслед. "Какое чистое сердце у этого человека! Как он сразу понял меня: "Если я научу тебя водить трактор, твой отец навсегда забудет, что у него нет сына". Вечно буду помнить его доброту. Пусть учительница поглядит, как я проеду мимо ее дома на новеньком тракторе. Пусть не говорит, что мои пальцы созданы для пряжи. Если она и вправду хочет быть бригадиром, ей самой нужно быстрее сесть на трактор, а не отговаривать других. Сейчас без техники не прожить. Самая лучшая и нужная профессия — тракторист. А последователи у меня найдутся. Сначала в селе, потом и в районе".

От сладких мечтаний Гуллер даже глаза прикрыла. Тем временем Нурлы возил на арбе землю. Вместе с девушками он нагружал арбу грунтом и перевозил его на более низкие места. Там распрягал осла, опрокидывал арбу, снова запрягал и возвращался назад. Работали напряженно, будто хотели выполнить за день все задание.

Огульбиби скоро натерла руки. Девушки, привычные к подобной работе, легко орудовали лопатами, смеялись, шутили, им все нипочем. А у Огульбиби сердце пронзало болью, когда черенок лопаты задевал сорванную на ладонях кожу. "Работай, — говорила она себе. — Надо терпеть! Это лишь начало, еще столько придется вынести", — Девушки, пусть учительница немного передохнет! — крикнул Нурлы. — Кинем все по лопате, и довольно.

— Не только долю учительницы, но и долю той, что носит воду для трактора, набросаем, — пошутила одна из женщин.

Огульбиби видела, как потемнело лицо Нурлы. Бедный парень!

Приближалось обеденное время, а Беркели почему-то не давал условленного сигнала. "И чего он возится? — невольно подумала Огульбиби. — Надо же людям поесть да отдохнуть немного. Привезу из дома настенные часы, иначе работать невозможно".

Наконец Беркели ударил по лемеху — сигнал к обеду. Каждый воткнул лопату там, где работал. Женщины на ходу отряхнули платки, поправили волосы.

Завидев мать, Хуммед со всех ног побежал ей навстречу, широко раскрыл ручки.

— Эдже, давай никогда не уезжать отсюда! — кричал он.

— Хорошо, если ты так хочешь, не уедем.

— Хай, яшша! Дядя, ты слышал, мама согласна, — выдавая тайну Беркели, восторженно