Павлик - Юрий Маркович Нагибин
— Отдайте, — чужим голосом проговорил Елагин.
— Не отдам.
— Это же глупо, — голос Елагина звучал холодно, даже жестко. — Подумайте, что это такое — попасться живым врагу…
— Пошли! — бросил Павлик. Они подняли носилки.
— Стойте!.. — властно сказал Елагин. — Сейчас я еще в сознании и владею собой, но скоро я начну кричать и привлеку немцев…
Потянув на себя носилки, Павлик двинулся вперед. Тьма была такая, что деревья возникали и расступались у самых глаз.
— Я не хочу попасться живым в руки немцев, — говорил Елагин. — Слышите, не хочу!
Павлик начал осторожно спускаться в лощину, голос Елагина колотил его по ушам, по сердцу.
— Я бы сделал это для вас, Павлик. Дайте мне умереть, прошу вас… Я все равно обречен, зачем же мне мучиться… И не только от боли, я же даром гублю вас…
«Вот-вот, — сказал себе Павлик, — он хочет освободить нас от себя!»
— Мы выйдем отсюда только втроем, Алексей Петрович…
— У вас нет мужества, — сказал Елагин. — А я-то думал, что вы…
Он не договорил и сник. Месяц снова вынырнул из лохмотьев туч, идти стало легче. Впереди тихо светлела узкая, извилистая щель, естественный лесной коридор меж рядами рослых сосен. Большие влажные лапы колюче и мягко задевали Павлика по лицу.
— Вы знаете, Павлик, я потерял сына, — снова заговорил Елагин. — В вас я словно нашел другого сына… Мне ничего не дано сделать для вас… Дайте же мне умереть с сознанием, что я сохранил вам жизнь…
Хотелось уйти от этого голоса, но Павлик был словно привязан к нему. Оставалось слушать, мучиться и молчать.
Щель вывела их на небольшую топкую полянку, поросшую камышом. Павлик чуть сдержал шаг, приглядываясь, затем двинулся сухим краем. Едва они снова вошли в чащу, месяц погас, будто кинув их на дно глубокого черного колодца.
— Обещайте мне… — прозвучало со дна колодца. — Если будет совсем плохо, вы вернете мне пистолет…
— Обещаем, — хриплым голосом отозвался Ханов.
Павлик вздрогнул: за все эти часы он впервые услышал голос Ханова, и голос этот ему не понравился, было в нем что-то жестяное, мертвое.
Под утро они снова едва не наскочили на немцев. Ханов хотел было бежать, но Павлик задержал носилки своим телом и осторожно опустил на землю.
— А вдруг он застонет? — кивнув на Елагина, прошептал Ханов.
— Скорей вы застонете, — отозвался Павлик. — Ложитесь!..
Луч фонарика скользнул над ними, свежо и красиво зазеленив хвою, и убежал прочь. Немцы прошли метрах в пятнадцати, было отчетливо слышно, как чавкает земля под их сапогами. Звуки шагов, постепенно слабея, замерли, и до Павлика донесся другой звук, странный, непонятный, будто напильник терся о напильник. Павлик прислушался: это Елагин скрипел зубами.
— Алексей Петрович, теперь можно… стонать…
Елагин не отозвался, они подняли носилки и двинулись дальше, но напильник продолжал тереться о напильник за спиной Павлика. Он невольно ускорил шаг, пытаясь уйти от этого скрежета…
В небольшом овражке, обросшем по краю кустарником, сделали привал. Елагин затих, то ли его отпустила боль, то ли он впал в забытье.
— Алексей Петрович! — в тревоге окликнул его Павлик.
Елагин не отозвался, только со свистом вырывалось дыхание из провалившегося рта. В рассветном пепельном сумраке лицо его было страшно, как маска смерти: темные ямины глазниц, темная щель рта, завалы щек и огромный, костяной лоб, будто не обтянутый кожей.
— Сосните, — сказал Павлик Ханову. — Через полчаса я вас разбужу.
— Мне не уснуть. Лучше уж вы…
Павлик прислонился спиной к стенке оврага и закрыл глаза. Перед ним вспыхнули и закружились мириады ярких точек, мучительно заломило виски, и вдруг все исчезло, настал мир, покой, тишина. Звук выстрела ворвался в черное небытие запоздалым обрывком сновидения: огромный солдат в зеленой шинели целил из автомата прямо в лицо Павлику. Павлик пытался прикрыться рукой, рука не слушалась, налитая чугунной тяжестью, от ужаса и бессилия он застонал и — проснулся.
Первым он увидел Ханова, стоявшего на коленях спиной к нему и зажимающего ладонями уши; большое тело Елагина на носилках под серым одеялом и его откинутую, лежащую на земле руку с пистолетом и лишь затем его простреленную в висок голову. Павлик тупо смотрел на Елагина, силясь понять отуманенным мозгом, как же это произошло. Пистолет Елагина по-прежнему был у него в кармане, значит, его пристрелил Ханов. Да нет, Елагин сделал это сам, Ханов только дал ему свой пистолет. Все равно, его убил Ханов. Значит, надо убить Ханова. Павлик медленно поднял руку с елагинским пистолетом, и Ханов, словно он следил за ходом рассуждений Павлика, мгновенно обернулся.
— Вы с ума сошли! — и он пополз к Павлику на коленях, держа в протянутой руке какой-то листок.
Павлик выхватил у него листок, на нем косым, неровным почерком было написано: «В смерти моей никого не винить. Я так хотел. Елагин».
— Все равно вы убийца, — сказал Павлик.
— Погодите! — взмолился Ханов. — Вот тут для вас…
И он протянул Павлику другой листок.
Павлик держал его перед глазами и едва различал слова: «Я очень любил тебя, сынок. Будь твердым и живым…» Он взял первую записку, скомкал ее и швырнул Ханову:
— Возьмите свое удостоверение и убирайтесь!..
Ханов пытался что-то возразить.
— Убирайтесь, Ханов, — устало повторил Павлик. — И это прихватите…
Он вынул из мертвой руки Елагина пистолет и кинул его Ханову. Тот подобрал пистолет, но не тронулся с места.
— Никуда я без вас не пойду, — сказал он с наглостью, порожденной страхом.
— Хотите, я выдам вам свидетельство, что вы застрелили полкового комиссара? На случай встречи с немцами. Встретятся наши — вы его уничтожите.
— Говорите, что угодно, я пойду с вами.
— Нет!
— Да!
Павлик подошел к Ханову и ударил его по лицу. Из удлиненного, лошадиного глаза Ханова выкатилась слеза. Павлик ударил еще и рассек ему губу. Ханов опустил голову, но не двинулся с места, плечи его тряслись.
— Бейте, убейте, — проговорил он, подняв мокрое, бледное лицо. — Я без вас не пойду.
— Пойдете! — Павлик набрал в легкие воздуху и громко закричал по-немецки: — Смерть Гитлеру!.. — Затем поднял кверху пистолет и выстрелил в воздух. — Я буду делать это, пока вы не уйдете. Учтите, кругом немцы…
— Вы сумасшедший!
Павлик вторично выстрелил в воздух, мягко и влажно по ветвям покатилось эхо. Ханов повернулся, быстро вскарабкался по стенке оврага и скрылся в чаще.
Павлик подошел к Елагину. Его так сильно изменившееся лицо уже не
