День до вечера - Геннадий Михайлович Абрамов

И последнее.

Материал дан от первого лица. Что вовсе не значит, будто рассказчик и автор один и тот же человек. Сам я, уйдя с теплого места (старший инженер, приличная зарплата), решал для себя проблему времени, необходимого мне для занятий литературой. Это главное, без этого — чем бы я ни занимался, чтобы заработать прожиточный минимум — я не я. Рассказчик же, хотя и наделен внешними приметами сходства, хотя и обладает некоторыми чертами характера, которыми я с ним охотно поделился, все же без того, что определяет меня едва ли не целиком (литература и жизнь), человек, разумеется, совершенно другой.

Алкоголик

Около моего стола остановилась живая, шустрая старушка. Взгляд, лицо, руки — все в ней было скорым, острым, неспокойным. Одета с обыкновенной старческой небрежностью.

Ловко, споро пересмотрела с десяток книг — движения заученные, привычные. Облюбовала одну, прижала к груди. И говорит:

— Сынок, хороша книга, правда? Ну, да я и сама вижу, что хороша. Как называется-то славно: «О людях, которых я слышал». Мар написал. Это какой же Мар? А, знаю, знаю, вспомнила. Хороший писатель, интересный человек… Ох, сынок, не могу. Надо купить. Правда? Хороша ведь книга. Ой, как же хороша. А сколько стоит? — не вижу я, слепа.

Я сказал.

— Правильно, дешевле и не должна. Хорошая книга и должна хорошо стоить, правда, сынок?.. Ох, убьет меня благоверный. На порог теперь не пустит… Он, сынок, говорит, что я алкоголик. Уж столько книг в дом принесла, что ему и присесть негде. Говорит, со своими книгами я его со свету сживаю. Прошлый раз грозился из дому уйти, если опять принесу… Вот беда. А я все покупаю и покупаю, остановиться никак не могу. Все денежки на них кладу… Но ведь хороша книга, а? Ну, да я и сама вижу, что хороша. Как же не купить? Нельзя не купить. Куплю.

Она достает мелочь, отсчитывает, протягивает мне. Смотрит сквозь меня кротко, страдальчески. В глазах выступают слезы.

— Вот и плачу, сынок. И слезы из глаз. Ты уж прости старую… Все? Теперь книжка моя?.. Ой, прогонит меня мой старик. Или сам уйдет. И правильно. Какая с алкоголиком жизнь… Ох, пропала я… Ну да ладно. Авось, и на этот раз обойдется. Он у меня добрый, отходчивый. Вспыхнет, нашумит и сейчас и отойдет, успокоится… Дай, тебе бог здоровья, сынок, за такую книжку. Как называется-то славно: «О людях, которых я слышал». Это какой же Мар?

И, протискиваясь между окружившими стол покупателями, голосом неожиданно изменившимся, жестким и повелительным, почти сердито выговорила:

— Что ж вы, товарищи? Покупайте книжку. Вот эту, какую я взяла. Что вы все стоите, да попусту глазами хлопаете. Старуха проворнее вас.

Смахнула рукавом слезы и — замешалась в толпе.

Экономный человек

На нем мятый долгий светлый плащ, застегнутый на единственную живую пуговицу где-то под коленями, ковбойка в яркую красную шашку, в вырезе ворота виднеется салатная майка; допотопная зеленая шляпа, со лба сбитая к затылку и сидящая почти отвесно, на носу очки с сильными линзами и в мягкой оправе; не брит, в руках авоська, в ней яйца, хлеб и газеты.

Зашел ко мне сбоку и начал так:

— Я из «Московского книжника». Вчера мы давали про вас материал. Рад приветствовать коллегу. Все мы делаем одно важное, нужное дело, — эффектно выкинул вперед руку, я ее машинально пожал. — Что нового? Как идет работа? Есть проблемы?

— Есть.

— Хорошо. Я как-нибудь забегу к вам взять интервью. А пока — вот. Почитайте, познакомьтесь, — вынул из авоськи и положил мне на стол газеты и пару цветных открыток. — Это так, — показал на открытки, — лично вам, легкий презент. А в нынешней почте много весьма любопытного. Еще не читали? — Я сказал, что читал. — Ничего, это не страшно. Есть товарищи, которые не читали. Разрешите, я положу их вот так? — сдвинул ближе к краю, расправил мятые углы. — Вот увидите, купят, и еще как станут благодарить.

Чем больше он разговаривал, тем яснее я понимал, кто передо мной.

Торговля между тем шла своим чередом.

— Интересная у вас работа, — продолжал он, посматривая за своими газетами. — Важная, нужная. Как у вас с утомляемостью? Не тяжело? Покупатель в метро трудный, сложный… Значит, договорились? На днях я беру у вас интервью… Вы позволите?

Он наклонился над моей коробкой из-под леденцов и стал вынимать оттуда мелочь.

Я взял его за руку, высыпал все обратно и строго посмотрел на него — в чем дело?

Заерзал, стушевался. Сказал, оправдываясь:

— Понимаете, молодой человек, мне очень некогда. Я спешу. Все мы народ занятой, дел по горло. Я не могу столько ждать и хочу взять свои 17 копеек.

— Какие еще 17 копеек?

— Свои.

— Свои?

— Ну да, — он сделал удивленное лицо, мол, что ж тут непонятного. — Пять газет, из них одна «Правда» — 3 копейки; стало быть, всего 11. И две открытки по 3 копейки каждая. Они без марок, понимаете, я их по ошибке купил.

— Понимаю. Вы хотите все это мне продать?

— Не вам. Ну, зачем вам, коль скоро вы видели прессу? Желающих много, кто-нибудь другой купит. Не волнуйтесь, все точно, посчитайте, копейка в копейку, — он вздохнул, перекинул авоську в другую руку. — Кажется, мы с вами обо всем договорились, молодой человек. Услуга за услугу.

— Услуга за услугу?

— Ну да. Я же сказал, что возьму у вас интервью.

— Понятно.

Он помялся.

— Я тороплюсь, молодой человек. Отсчитайте сами 17 копеек, если вас смущает, чтобы я это сделал сам.

— Яйца у вас диетические?

— Что?

— Почем, спрашиваю, яйца брали? По рубль тридцать или по девяносто?

— А, неважные. По девяносто. И два батона по тринадцать.

— Оставляйте.

— Как?

— Оставляйте все мне. Можно прямо с авоськой. Беру.

— Ну, нет. Яйца я не отдам. Я за ними двадцать минут в очереди отстоял. И потом, понимаете, они мне самому нужны.

— А я по-другому не могу. Все или ничего.

— Эх, молодой человек, — сказал он (нисколько не обидевшись). — Не поняли вы меня. Я забочусь о просвещении масс. В этом наш с вами общий долг, наша задача. Просвещение масс — огромное государственное дело. Чем больше людей ознакомится с прессой, тем лучше. Мы все должны к этому стремиться… А что ж мне теперь газеты выбрасывать, что ли? Согласитесь,