Не слушай море - Мельцер Саша

– Думаешь, тебе это поможет? – Он с весельем в глазах оглядел мои ухищрения. – Это даже смешно. Еще бы восковые затычки вставил.

Он оскалился. С каждой минутой Мишель терял человеческие черты: сейчас его ровные белые зубы оказались заострены книзу, словно он мог ими разорвать плоть. Я представил, как у него по подбородку стекает кровь, и меня чуть не вывернуло. Содержимое желудка подступило к горлу.

– Поможет, не сомневайся, – процедил я.

И, только повернув голову в сторону, я заметил Алису. Она стояла на самом краю скалы, но не там, где мы прыгали, а поодаль. Насколько я помнил, внизу, прямо под ней из воды торчали острые камни, разбиться о которые было легче легкого.

– Алиса! – позвал я, но она даже головы не повернула.

– Если я прикажу, она прыгнет. – Мишель махнул рукой в ее сторону. – Поэтому осторожнее, Родион. Ты же не хочешь, чтобы она из-за тебя погибла?

Переведя дыхание, я прикрыл глаза. Смотреть на Алису было выше сил, на непринужденного Мишеля – тоже. Он перекатывался с пятки на носок, будто чего-то ждал.

Море начинало петь громче, и я потянулся было, чтобы включить музыку, но он жестом руки меня остановил и указал на Алису. Природа вокруг бесновалась: ветер ломал иссохшиеся ветки кустов, а мокрый снег повалил с новой силой. Он почти слепил глаза, на щеках оставались мокрые капли.

Пальцы на ногах совсем свело от холода. Они окоченели еще в тот момент, когда я вышел в насквозь промокших ботинках с набережной. В них до сих пор хлюпала вода. Носки, мне казалось, уже примерзли к коже и отодрать их можно, только размочив в кипятке.

Под пуховиком тело била дрожь. Я пытался не бояться, но воображение предательски подкидывало самые мерзкие картинки: вот Мишель вгрызается мне в горло, вот Алиса падает и разбивается о камни, вот Эйдлен топит еще одну студентку… Содержимое желудка опять подступило к горлу. Я закашлялся. И на этот звук Мишель повернулся ко мне, наконец отведя взгляд от созерцания морской глади.

– Мне нужен ты, – признался он, спиной поворачиваясь к краю.

Я пожалел, что встретился с ним взглядом. Карие глаза превратились в почти желтые, золотистые крапинки становились все больше, расползаясь ближе к зрачку и затапливая полностью радужку. Он снова оскалился, и я захотел отвернуться, но он словно приковал мой взгляд к себе. Даже в темноте его глаза сияли ярко. Луна достаточно освещала скалу, чтобы я видел все в мельчайших деталях.

– Зачем?

Мой голос до того осип, что я еле выговорил. Мишель только усмехнулся.

– Скоро не сможешь говорить совсем, – беспечно заметил он. – А потом утонешь.

– Почему я?

Отчаяние почти затопило меня.

– Ты мог выбрать любого…

Мишель поцокал языком, словно удивляясь моей глупости и недогадливости.

– В мои лапы попал один из лучших студентов Московской консерватории, неужели ты и правда думаешь, что я мог пройти мимо?

– Ты все это время набивался ко мне в друзья, чтобы потом убить?

– Да. – Он пожал плечами, так походя, как будто бы это не имело никакого значения. Я сглотнул тугой ком в горле. Его не заботило происходящее. Все меньше Эйдлен напоминал человека и сейчас хладнокровно превращался в морское существо. Ему не хватало разве что жабр и чешуи на изящной шее.

Я бросил беглый взгляд на Алису: она все так же стояла на краю, чуть покачиваясь и рискуя вот-вот сорваться вниз.

– Зачем тебе нужны были студенты?

Голос садился: голосовые связки напрягались, натягивались, как тетива лука, и из горла выходили совсем сиплые звуки. Мишель снова от меня отвернулся, он бегал взглядом от меня к морю под скалой. И я понимал, что совсем скоро полечу вниз.

Но пока старался оттягивать момент, вспоминая из книжки Крис, из всех легенд, что может стать моим оружием.

«Сирены не живут без воды», – вспомнилось мне. Но Мишель стоял монументально спокойный и не нуждался в море. Он вел себя как обычный человек. Я предположил, что сирены умирают на воздухе в морском обличье, но как заставить Эйдлена обратиться?

– Их голоса, – пожал он плечами. – Сирены красиво поют в море… А на берегу мне нужны были чужие голоса, иначе я не смог бы произнести ни слова. Они меня очеловечивают…

– Почему бы тебе не сгинуть в море?

Я выплюнул это яростнее, чем хотел. Разозлить Эйдлена – последнее, чего мне бы хотелось, но он даже не заметил такой резкости.

– Мне нравится человеческий мир, – осклабился он. – Тут столько интересного. На дне такого нет.

– Получается, все твои истории про родителей, про мать… А отца Алисы ты утопил?

– Он мне мешал, – вздохнул Мишель. – Понимаешь, он не так хорошо подчинялся. Тогда у меня еще не было столько сил, чтобы контролировать сознание их обоих. Пришлось от одного избавиться.

– А жемчуг…

– Моя мать, Мельпомена, дарила его каждый раз, когда я приводил к морю жертву. Это же ты все уничтожил, да? Со своей подружкой. Я в тебе точно не ошибся – ты глуп и отважен. Зря только силы потратил.

Тучи над скалой начинали сгущаться. Я опустил руку в карман, чтобы пальцем нажать на плеер и включить музыку. Море начинало петь и звать. Я не знал, что мог Мишель, кроме того, чтобы забрать голос, но предполагал: он наверняка физически силен, ловок и у него отсутствует чувство страха. Он подходил ко мне, а я пятился. В наушниках заиграли «Ночные снайперы», перекрывая морское пение, вот только ветер все равно задувал в уши, бил по шее и трепал волосы.

Мишель приближался, я отступал. Потом – развернулся, чтобы идти к краю. Надо было скинуть его на камни до того, как он столкнет меня. В прошлый раз я еле выплыл, а в этот могу и ко дну пойти.

Снег превращался в мокрый дождь. Куртка начинала пропускать воду, волосы влажными прядями спадали на лоб. Тучи были черные, они закрывали небо почти полностью, пряча и луну, и звезды. На набережной я еще застал сумерки, а на скале уже полностью вступила в свои права ночь.

Я медленно подкрадывался к Алисе. Делал вид, что отступаю от Мишеля, но с каждым движением еле заметно поворачивал в ее сторону. Нужно оттолкнуть ее от края, чтобы ей оставалось хотя бы несколько шагов до гибели, а не один решающий. Это – выигранные несколько секунд, за которые я мог расправиться с Эйдленом.

Он преследовал меня коршуном, а я казался себе убегающей попискивающей мышью, так или иначе готовой броситься в бегство или умереть от разрыва сердца. Наконец я подобрался к Алисе и со всей силы дернул ее за руку на себя. Она вскрикнула, но, мне показалось, была без сознания: в стеклянных глазах не теплилась жизнь. Алиса напоминала тряпичную куклу. Поэтому, мысленно перед ней извинившись, я оттолкнул ее прочь, как можно дальше от края. Она упала.

А Эйдлен, зарычав, кинулся на меня. Все произошло молниеносно. Он вцепился мне в горло, сжимая шею и надавливая большими пальцами на кадык. Я захрипел. Его руки стали мертвецки холодными и склизкими, на мгновение мне показалось, что меня схватила за горло лягушка или обвила плотными кольцами змея.

Мне становилось нечем дышать. Легкие жгло от недостатка воздуха, я пытался прокашляться. Мишель вместе со мной отступал к краю, и даже через музыку я слышал бесновавшиеся под скалой волны, готовые вот-вот принять меня в свои объятия.

Размахнувшись, я ударил Эйдлена по лицу. Он дернулся, зарычав, и толкнул меня к краю скалы сильнее. Пытаясь защититься, я выставил руку вперед и хотел было ударить, но неосторожно задел жемчужную нитку на его шее. Она с еле слышным треском порвалась, и жемчужины посыпались мне под ноги. Я оцарапал его шею, но следы от моих ногтей почти сразу затянулись.

Он выпустил меня сразу же, как только понял, что жемчуга на нем больше нет. Мишель схватился за шею. Туча, заслонявшая луну, рассеялась, и свет пролился прямо на поляну. Стало лучше видно. В наушниках орал «Южный полюс» «Ночных снайперов», а Эйдлен корчился на каменной скале. На его шее начали пробиваться жабры, между пальцами на руках появлялись перепонки, а ноги, разрывая одежду, превращались в болотно-золотистый хвост.