К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек

Джон Стейнбек

К востоку от Эдема

Посвящается Паскалю Ковичи

Дорогой Пат!

Однажды ты застал меня за вырезанием миниатюрной фигурки из дерева и предложил: «Может, сделаешь что-нибудь и для меня?»

Я поинтересовался, что именно ты хочешь, и в ответ услышал: «Шкатулку».

«Для чего?»

«Складывать вещи».

«Какие именно?»

«Всякую всячину», – ответил ты.

Ну вот, шкатулка готова; в ней уместилось почти все, что у меня есть, и все равно осталось много места. Здесь боль и переживания, печали и радости, мысли дурные и добрые – замыслы, приносящие удовлетворение и повергающие в отчаяние, а также не поддающееся описанию счастье творчества.

А поверх всего – огромная благодарность и моя любовь к тебе.

И все равно шкатулка не заполнена до конца.

Печатается с разрешения The Estate of Elaine A. Steinbeck и литературных агентств McIntosh and Otis, Inc. и Andrew Nurnberg.

John Steinbeck, 1952

Elaine A. Steinbeck, Thom Steinbeck, and John Steinbeck IV renewed 1989

Школа перевода В. Баканова, 2015

Перевод. Г. Злобин, наследники, 2017

Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Часть первая

Глава 1

1

Салинас-Вэлли расположен в Северной Калифорнии и представляет собой длинную узкую полоску равнины между двумя цепями гор, посреди которой бежит, извиваясь и петляя, река Салинас, заканчивающая свой путь в заливе Монтерей.

Я помню, как назывались во времена моего детства травы и скрывающиеся в них загадочные цветы, знаю, где находится жилище жабы, в котором часу просыпаются летом птицы, как пахнут деревья и какой аромат у каждого времени года. Помню местных жителей, их походку и даже запах. Память хранит множество разных запахов.

Помню, что раскинувшиеся к востоку от долины горы Габилан светлые и жизнерадостные, обласканы солнцем и полны очарования. Они зовут и влекут к себе, и хочется взобраться на теплые склоны, как на колени к любимой матери. Манящие горы, покрытые бурой травой и пропитанные любовью. На западе упираются в небо вершины Санта-Лусия, заслоняющие долину от океана. Темные и угрюмые, они таят враждебность и угрозу. Я всегда испытывал благоговейный страх перед западом и всей душой любил восток. Затрудняюсь объяснить причину. Возможно, она кроется в том, что из-за вершин Габилан приходит утро, а ночь наползает с хребтов Санта-Лусия, и две горные цепи ассоциируются у меня с рождением нового дня и его угасанием.

По обе стороны долины с горных ущелий в реку Салинас стекали маленькие ручейки. Зимой в дождливые годы ручейки превращались в бурные потоки, наполняющие реку до краев, и в один прекрасный день она закипала в приступе ярости и выплескивалась из берегов, разрушая все вокруг. Случалось, река отхватывала находящиеся вблизи берега большие куски фермерских угодий, опрокидывала амбары и дома, переворачивая и унося их с собой, ловила в свой капкан коров, свиней и овец, топила в бурых от грязи водах и увлекала в море. Потом, с наступлением поздней весны, река постепенно мелела, открывая песчаные берега, а летом и вовсе пересыхала, и только под высокими обрывами, где недавно бурлили глубокие водовороты, оставались лужи. Снова вырастал камыш и трава, и распрямлялись ивы, на верхних ветвях которых виднелся застрявший мусор, принесенный во время паводка. Салинас – река непостоянная и течет на поверхности не круглый год, а с лучами летнего солнца уходит под землю. Она не отличается особой красотой, но другой в тех местах нет, и мы любили хвастаться грозным нравом нашей Салинас в дождливую зиму и удивительной способностью бесследно исчезать в песке засушливым летом. Впрочем, хвастаться можно чем угодно, если ничего другого под рукой нет, да и вообще чем меньше имеешь, тем сильнее тянет бахвалиться.

Низинная часть Салинас-Вэлли, которая находится между горными цепями, ниже предгорий, совершенно плоская, потому что когда-то сама долина была дном узкого морского залива длиной в сто миль. Давным-давно устье реки в Мосс-Лэндинг служило входом в этот залив. Однажды отец пробурил колодец посреди долины. Сначала бур прошел сквозь пахотный слой и гравий, а потом показался белый морской песок, в котором было полно ракушек и даже попадались частицы китового уса. Двадцать футов песка в глубину – и снова чернозем, где мы нашли обломок красного дерева, чья древесина отличается прочностью, не гниет и не портится. Должно быть, еще раньше, до появления морского залива, в долине рос лес. И все эти чудеса творились прямо у нас под ногами. Порой по ночам мне слышался и шум моря, и шелест секвой в древнем лесу.

На равнинных землях пахотный слой толстый и плодородный. После щедрой на дожди зимы он мгновенно покрывался травой и цветами. В дождливый год весенние цветы невероятно красивы. Вся равнина и предгорья пестрели ковром люпина и маков. Как-то раз я услышал от одной женщины, что букет из разных цветов покажется еще ярче, если добавить несколько белых цветков для контраста. Лепестки люпина оторочены белой каемочкой, и потому люпиновое поле поражает невероятной синевой, в которую пылающими искрами вкрапляются калифорнийские маки. Их цвет обжигает: не оранжевый и не ярко-желтый, и стань чистое золото жидким, как молоко с отстоявшимися сливками, оно, наверное, имело бы такую же жгуче-пламенную окраску, что и наши маки. Маки отцветали, и им на смену поднималась в полный рост желтая горчица. Когда мой дед осел в долине, горчица была такой высокой, что над желтыми цветами виднелась только голова всадника, едущего верхом на лошади. На плоскогорьях трава усыпана лютиками, живучками и желтыми полевыми фиалками с темными серединками. Чуть позже расцветают красные и желтые индейские кастиллеи. Эти цветы растут на открытой местности, где много солнечного