Весенняя лихорадка. Французские каникулы. Что-то не так - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Ничего, ничего. Значит, выходите, не прогадаете. Положение занимает.
– Вроде бы да.
– Веселый такой.
– Да, веселый.
– Играет на укулеле.
– Просто идеал.
– И кошку-собачку не обидит. Как сейчас помню, подобрал он песика, грязный такой, мокрый – и отнес к нам. Прямо Авраам, одно слово. – Огастес утер слезу. – Она тоже собачек любила. Ладно, так вы к нему пойдите и, эт-та, скажите: «Да».
– Не стоит, мистер Ворр.
– Вы что ж, за него не выйдете?
– Не выйду.
– Ума у вас нету, дорогуша. А, привет, мистер Кардинел!
– Майк! – вскрикнула Терри.
Огастес глядел на дело своих рук – один глаз закрыт, по щеке расползается пятно, словно пчелы искусали.
– От это да! Виноват, мистер Кардинел. Майк отмахнулся.
– Да ладно, с кем не случается! Где Шорти?
– Собирался лечь, – отвечала Терри. – А почему вы убежали?
– Услышал голос вашей сестры.
– О господи!
– Не беспокойтесь. Я все уладил.
– Как?
– Думать пришлось на месте. Она спросила, что со мной. Так Шорти лег? Это хорошо. Пусть поживет, пока можно. Бедный он, бедный! Сердце кровью обливается.
– Что вы ей сказали?
– Сейчас, сейчас. А вам я сказал, что думать пришлось на месте?
– Да.
– Так вот, я заложил Шорти. Как русский крестьянин, знаете. Бегут за ним волки, он им ребенка и выбросит, все же саням легче. Итак, я сказал вашей сестре, что Шорти напился и бьет окна. «Посмотрите, – говорю, – и мне перепало». Она хотела зайти, но я ее убедил, что с ним справлюсь. Она меня благодарила: «Какое утешение, что вы тут!» И ушла. Что-то вы не радуетесь.
– Шорти жалко.
– Мне, собственно, тоже. Но, как выражается Спинк, омлета в белых перчатках не сделаешь.
– Да, наверное. И вам пришлось думать на месте…
– Именно. А Шорти не рассердится. Он меня похвалит.
– Не очень пылко.
– Может быть, не очень. Но увидит, что иначе я поступить не мог.
– Надеюсь, это его поддержит при беседе с Аделой. А что будем делать с глазом? Его надо промыть.
– Мяса сырого положите, – твердо сказал Огастес. – Пойдите в кладовую, возьмите хороший кусочек. Сразу легче станет.
– Я думаю, вы правы.
– А то! Мясо – его ничем не пробьешь.
– Жестокие забавы старины, – заметил Майк. – «Пробивать мясо». Сколько со мной хлопот!
– Ничего, – ответила Терри и ушла делать доброе дело. Огастес осмотрел глаз и вынес приговор эксперта:
– Фонарь, дорогуша.
– Да, Огастес. А как распух! Вроде свинки.
– И не ко времени. Эти, особы, что они любят? Красоту. Так-то, дорогуша. Пожалеть – пожалеют, а уж любить – не обессудьте. Вот ваша сейчас…
– Я бы сказал «леди Тереза».
– Ладно, леди. Что бишь я? А, помню! Я, значит, ей говорю, чтобы она, эт-та… Ух ты, прям черный! Помню, один со-ци-а-лист тоже мне в глаз заехал, за консервированные взгляды. Так где мы были?
– Не знаю.
– А я знаю. Значит, сказал я вашей…
– Огастес!
– Ничего девица, хо-хо! Как говорится, пупсик.
Майк вздохнул. Ему хотелось обойтись без методов Стэнвуда, но становилось ясно, что других в данном случае нету.
– Вы не заняты? – спросил он.
– Вроде нет. А что?
– Не могли бы вы повернуться ко мне спиной?
– Зачем это?
– Не важно. Сделайте одолжение, повернитесь – и наклонитесь.
– Вот так?
– Именно. Р-раз! – и Майк ударил в зад добровольную жертву с силой, которой позавидовал бы Стэнвуд.
– Ой! – заорал Огастес и что-нибудь прибавил бы, если бы в это мгновение не появилась Терри с миской теплой воды и мясом на тарелке.
– Прошу, – сказала она. – Какой вы суровый, мистер Ворр!
Тот не ответил. Поправив роговые очки, он бросил на Майка долгий, скорбный, укоризненный взгляд и удалился.
– Что это с ним? – спросила Терри.
– Пришлось ему врезать.
– Врезать?
– Да.
– Почему?
– Он непочтительно отзывался о даме.
– Быть не может!
– Еще как может! Назвал вас пупсиком.
– А это не так?
– Не в этом дело. Если мы допустим, чтобы медвежатники непочтительно отзывались об ангелах, нас ждет печальная участь Вавилона и Рима. Где иерархия, где порядок? Нет, вы подумайте, «пупсик»!
– Пригнитесь немного, – сказала Терри, отерев ему глаз губкой. – Я думаю, вы еще пожалеете.
– О чем мне жалеть, если вы не будете лить мне воду за шиворот?
– О том, что вы его ударили. Он – ваш верный защитник. Перед тем как вы пришли, он уговаривал меня за вас выйти.
– Что!
– Вот, пожалели.
– Да уж, совесть не молчит. Как мне искупить вину?
– Лучше послушайте. Он удивлялся, что такой человек нашел в какой-то пигалице.
– Однако! С утра попрошу прощения. Удивительно…
– Не дергайтесь. Вода потечет за шиворот.
– Мне это нравится. Так вот, удивительно, что все как один за меня хлопочут. Сперва Шорти, теперь Огастес. Почему бы вам не прислушаться к гласу народа?
– А теперь мясо. Так. Привяжу вашим платком. Майк сентиментально вздохнул.
– Думал ли я в одинокие дни, что здесь, у вас в доме, вы будете привязывать к моему глазу сырой бифштекс!
– Вы были одиноки?
– Еще как!
– Странно.
– Что тут странного?
– Стэнвуд говорит, на вас вечно висели дюжины девушек.
– Он так говорит?!
– Да. Увидит вас и думает, как в старой песенке: «Ну, что это творится? Еще одна девица…»
Майк не в первый раз подумал, что Стэнвуду самое место в хорошей психушке.
– Разве это неправда? – продолжала Терри.
Трудно ответить с достоинством, если у тебя бифштекс на лице, но Майк сделал, что мог.
– Иногда я общался с особами женского пола. Там это принято. И что же?
– О, ничего! Просто сказала.
– Голливуд – не монастырь.
– Я слышала.
– Там есть женщины, мало того, они на вас виснут. Приходится быть вежливым.
– Ну вот. Я думаю, держаться будет. Хотела бы я, чтобы вы посмотрелись в зеркало.
– А что, очень страшный?
– Страшнее некуда. Вроде гангстера после драки.
– Что ж, самое время возобновить мои старания. Если помните, вы сетовали на мою… э-э… красоту. Пожалуйста, она пропала.
– Я думаю, только на время. Если мясо не упадет, завтра будете, как раньше. Ну, я пошла.
– Нет, что за глупости! Вы не уйдете, пока не образумитесь.
– В каком смысле?
– Сами знаете, в каком. Итак, вы за меня выйдете?
– Нет.
– Почему?
– Я же вам сказала.
– А я ответил, что это бред. Девушки не отвергают мужчин за то, что у тех правильный профиль.
– Кто как. Я – отвергаю.
– Вы же знаете, что я вас люблю!
– Знаю? Не уверена.
– Зато я уверен. Кроме вас мне никто не нужен.
– А Стэнвуд…
– К черту Стэнвуда! Его давно пора отдубасить.
– Да? Тогда он вас отдубасит так, что вы себя не узнаете.
– Верно.