Базельские колокола - Луи Арагон
Тьебо не относился к словам Катерины словно к детским выходкам или чему-то непристойному. Он вёл себя по отношению к чужой идеологии, как учёный по отношению к теории, о которой нужно спорить. В одном они сходились: капитан не верил в бога. По всей вероятности, для него существовала родина и прочие подобные вещи, но это были предметы для личного потребления, он их не выставлял напоказ. Он был из протестантской семьи. Катерина в беседах с ним сдерживалась: ей было бы стыдно говорить с ним вызывающе и резко, как с другими.
Так, по молчаливому соглашению, обходя некоторые вопросы, они создали почву для общения — что-то вроде взаимного уважения увлекало их дальше, чем они думали. Кончилось тем, что они стали необходимы друг другу. Они откровенно говорили о себе. Это был первый мужчина, который открывал перед Катериной свою жизнь, ничего не ожидая взамен. В сущности у неё не было никакого представления о жизни мужчин: всех этих окружавших её юношей она видела только в определённой роли — на задних лапках перед ней и подстерегала тот момент, когда они сорвутся. Он же настежь открыл перед ней все двери. Она познакомилась с его матерью, вдовой, которая рассказывала ей о драме своей жизни, о грозном муже, преобразившемся в её воспоминаниях, о муже — любимчике жён супрефектов и председателей суда всех гарнизонных городов. И мать, как беспокойная курица, никак не могла привыкнуть к тому, что сын непохож на отца. Она всё ждала, что начнутся осложнения с женщинами, выстрелы, ревнивые мужья, скандалы.
Катерина покорила её с первого же дня. Она заняла в её сердце место невесты Жана, несмотря или, может быть, благодаря своей эксцентричности, России, папиросам, длинному янтарному мундштуку и, как-то раз, красному каблуку на туфлях.
И всё-таки ни на минуту Катерина не могла забыть, что Жан — это враг. Но обстоятельства, при которых мог бы проявиться их антагонизм, были туманны и далеки. Чтобы они почувствовали разлад, потребовалась бы настоящая постановка, как в театре, и участвовать в этой постановке должен был бы весь мир. Но в одном из существенных пунктов он не был её врагом: как мужчина, понимаете, он не был её врагом, врагом женщины. И это было бесконечно важно. В этом отношении она доверяла ему. В этом отношении он не сделает ничего худого, он не злоупотребит своей силой, он не может этого сделать. Это был солдат, но хороший солдат.
Она решила, что сойдётся с ним.
IX
Это случилось очень просто, в июле 1904 года. Она уговорила Жана Тьебо провести отпуск в горах и взять её с собой. Пришлось немножко схитрить из-за окружающих. Больше из-за Елены и Меркюро, чем из-за госпожи Симонидзе. И хотя они были просто товарищами, они выдумали предлог: письмо с приглашением от подруги Бригитты, которую посвятили в это дело.
Катерина и Жан встретились на Лионском вокзале. Они ехали в Савойю, где собирались путешествовать пешком. Маршрут не был ещё вполне разработан, и в поезде они до полуночи изучали дороги и ущелья по путеводителю Жоанн и старому английскому Бедекеру, взятому у госпожи Симонидзе.
Когда Жан прикорнул в углу, прислонившись щекой к платку, разостланному на спинке дивана, Катерина, делавшая вид, что спит, долго смотрела на него сквозь длинные ресницы. В купе проникал свет из коридора и горела голубая лампа. Она в первый раз рассматривала его как животное, с дыханием которого вам приходится считаться: она почувствовала, что никогда у неё не будет к нему той нежности, которая может перейти в любовь. Его ровное дыхание вдруг испугало её. Она представила себе тяжесть его тела. Она заснула, вздрагивая во сне.
Они сошли в Бельгарде. Тьебо бывал здесь на манёврах вдоль швейцарской границы, и у него ещё тогда было желание побродить по этим местам, мало посещаемым туристами.
В этом году июль был исключительно жаркий, луга были покрыты цветами. Катерина за всю свою жизнь не видела такого количества цветов. Уж не говоря о лаванде, — лаванда была для неё открытием! Красные и голубые бабочки летали над лугами и засыпали на цветах, склеившись по двое. В фантастической декорации гор для Катерины рождался новый Жан. Какой он сильный! Когда она изнемогала от солнца, он забегал вперёд, приносил родниковой воды. Они останавливались где-нибудь в прохладном хлеву, куда к ночи загоняли скотину, и вечеринки у Ионгенсов, где они познакомились, вспоминались им как дурной сон.
Первую ночь они провели в Вульбенсе, на постоялом дворе, где, когда они спросили две комнаты, на них посмотрели с удивлением. Потом они пошли дальше, двигаясь вдоль границы. Все встречные были похожи на контрабандистов. В Сен-Жюльен-ан-Женевуа они остановились, чтобы позавтракать, и с ними заговорили таможенные чиновники, подозрительно их оглядывая. Когда выяснилось, что Жан — капитан, они стали болтливы и фамильярны и даже подсели к ним под деревья, возле фонтана, выпить чашку кофе. Пошли скабрёзные рассказы о том, как женщины провозят кружево через границу — прячут они его именно там, где вы думаете. Одна женщина промышляла вот этак много лет, представьте себе, дамочка! И никак нельзя было её уличить. «Она у нас была на примете, и мы её каждый раз донимали. Одна из наших женщин её раздевала, извините… догола. Нужно вам сказать, что бригадир Креваз был очень недурён собой. Вот отчего он и открыл всю махинацию: притиснул её в угол, желая получить своё. А она — ни за что! Ну, а он не привык, чтобы ему отказывали, да такой, знаете ли, здоровяк! И, подумайте, чувствует — больно. Оказывается, она веер там спрятала!» Жан был немножко смущён. Катерина не смотрела в его сторону.
В Этрамбьер они подошли к долине Арвы, — они собирались идти вдоль Арвы до Шамони́. На ночёвку остановились в Анмасе. Жан ложился спать, когда открылась дверь и вошла Катерина. Он просто не понимал, что происходит. Эта комната пропустила немало ломовых извозчиков и коммивояжёров. Красная перина — на неё жарко было смотреть в такой зной —
