Весенняя лихорадка. Французские каникулы. Что-то не так - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Рад, что помог вам. Мы, мужчины, должны держаться вместе.
– Мда. Спина к спине. Иначе никак, – сказал лорд Аффенхем и погрузился в транс. Казалось, он расседлал свой разум и пустил попастись на воле, однако слова, которые он произнес через несколько миль, опровергали это ложное впечатление. Развернувшись на широком основании и вперив в Билла голубой взор, он промолвил:
– Ангел, вы сказали?
– Виноват?
– Джейн. Вы вроде сказали, что она – ангел.
– А, Джейн? Определенно ангел. Без всяких сомнений.
– Давно ее знаете?
– Встречались детьми в Америке.
– В 1939?
– Да.
– Часто с тех пор виделись?
– Сегодня впервые.
– Вы увидели ее первый раз за пятнадцать лет и говорите, что она – ангел?
– Говорю.
– Быстро же вы решили.
– Довольно одного взгляда. Такое прекрасное лицо!
– Хорошенькая она, да…
– Не то слово! Ума не приложу, как за несколько лет она превратилась из кикиморы в светящуюся, прекрасную девушку. Чудо, да и только. Вот что делают правильный настрой и воля к победе.
Лорд Аффенхем вздрогнул, глаза его зажглись интересом. Если он не ошибался, то слышал голос любви, а это дело хорошее, это надо поощрять. Лорд Аффенхем частенько грезил о Прекрасном Принце, который выскочит, как чертик из коробочки, и при должной поддержке, пока не поздно, отвлечет Джейн от Стэнхоупа Твайна. Видимо, такой человек сидел рядом с ним. Лорд Аффенхем уже приготовился задать наводящий вопрос, чтоб выяснить истинные чувства своего собеседника, но тут за деревьями показался Шипли-холл, и мысли его мгновенно приняли новое, сентиментальное направление.
Шипли-холл возвышался на плоском лесистом холме – большой белый дом в окружении лужаек и клумб. Когда машина въехала в чугунные ворота на аллею, у лорда Аффенхема забулькало в горле, как у бульдога Джорджа при виде хорошей косточки, и чуткий Билл все понял. В девятнадцатом веке поэт Томас Мур трогательно описал чувства изгнанной из рая пери; британский землевладелец, посещающий дом, который нужда вынудила сдать богатому американцу, испытывает примерно то же.
Словно нарочно, чтобы усугубить страдания изгнанника, у дверей стоял «Ягуар» нового обитателя. Лорд Аффенхем взглянул на него косо, но тут же переборол минутную слабость, и длинная верхняя губа вновь обрела твердость.
– Бэньян здесь, – брезгливо сказал он.
– Да, это его машина.
– Если мы войдем, он захочет водить нас по дому, словно хозяин.
Билл не стал поворачивать нож в ране, напоминая, что Бэньян действительно здесь хозяин, и заметил просто:
– Войти надо, иначе как я посмотрю картины?
– Успеется. Я хочу вас сам поводить. Видите дерево? В десять лет я спрятался за этим деревом и попал из лука прямо садовнику в зад. И вопил же он! Видите розарий?
Билл видел розарий.
– Здесь был прудик. Моя племянница как-то в него сверзилась – маленькая еще была – и шла, третий раз шла ко дну, когда ее вытащили, всю в пиявках.
У Билла остановилось сердце. Конечно, это случилось давным-давно, она, наверное, оправилась, и все равно он содрогнулся при мысли о Джейн, тонущей в черном иле. Видимо, женщина, которую он любит, почти все годы своего становления провела под водой.
– Господи! – выговорил он.
– Насосались ее крови, как не знаю что. Помню, я тогда сказал: «Лопни кочерыжка, Энн…»
– Джейн.
– Нет, это была не Джейн. Энн, ее сестра.
Билл мгновенно потерял интерес. Он не возражал, чтоб пиявки сосали кровь – на то они и пиявки, – лишь бы не из Джейн.
– Мне правда надо посмотреть картины, – сказал он. – В конце концов, за этим я и приехал.
Лорд Аффенхем подумал и нашел это разумным.
– Да, наверное. Ладно, пошли. Надеюсь, – сказал он, когда они проходили в исторические ворота мимо легендарных кустов, – что они потянут на приличную сумму, так что я смогу вернуться в Шипли и выставить этого Бэньяна. Обидно, когда тебя выкидывают из родного дома. Аффенхемы жили в Шипли не знаю с каких веков. Картины ведь дорого продаются?
– Еще как! У папы Гиша есть Ренуар, которого он рассчитывает продать за сто тысяч долларов.
– Сто тысяч долларов, – сознался лорд Аффенхем, – пришлись бы очень кстати. Ну, вот мы и у цели. Проскользнем в боковую дверь, чтоб не беспокоить всяких дворецких.
Картинная галерея располагалась на втором этаже, к ней надо было подниматься по крутой дубовой лестнице. («Ох и полетел же я с нее в пятнадцать лет! Бежал от дяди Грегори, а он гнался за мной с охотничьим хлыстом, не помню уж, почему»). В данный момент она была не пуста, Мортимер Байлисс созерцал картины; во взгляде, которым он наградил непрошеных посетителей, сквозила холодная неприязнь.
– Здравствуйте, мистер Байлисс, – сказал Билл. – Хороший денек, а?
– Вас только не хватало! – с обычной своей сердечностью воскликнул тот. – Кой черт вы притащились?
– Исполняю долг, порученный мне мистером Гишем: взглянуть на картины лорда Аффенхема.
– Нда? А это что за рожа? – спросил мистер Байлисс, указуя на шестого виконта, который при виде родимых стен впал в очередной транс.
– Сам лорд Аффенхем. Решил прокатиться. Лорд Аффенхем!
– Э?
– Это мистер Мортимер Байлисс. Умирает от желания познакомиться. Мистер Мортимер Байлисс – искусствовед.
– Что значит искусствовед? – возмущенно произнес Мортимер Байлисс.
– Извините. Я должен был сказать Искусствовед. С большой буквы.
– То-то же! – Мистер Байлисс обратил монокль на лорда Аффенхема и какое-то время созерцал его, как показалось Биллу – с жалостью. – Так значит, вам принадлежит эта жуткая мазня?
Билл вздрогнул.
– Мазня?
– Ну, я погорячился. Есть вполне добротные вещи. Вы, надеюсь, понимаете, что это – подделки?
– Что?!
– Типичная румынская галерея. Кто-то спросил однажды: «Будь я подделкой, где бы я оказался?» – и ему ответили: «В румынской галерее». Да, это подделки, все до одной.
Лорд Аффенхем медленно вышел из комы – как раз вовремя, чтобы поймать последние слова. Он пробормотал:
– Что вы сказали? Подделки?
– Вот именно. Если хотите, могу назвать художников. Это, – продолжал мистер Байлисс, указывая на Гейнсборо, перед которым стоял, – без сомнения Уилфред Робинсон. Он писал прекрасных Гейнсборо. Констебль – Сидни Биффен. Думаю, его средний период. Насчет Вермеера я не так уверен. Это может быть Пол Мюллер, а может быть и Ян Диркс. У них довольно сходная манера, что неудивительно, поскольку оба учились у Ван Мегерена. Ах, – с жаром воскликнул мистер Байлисс, – вот
