Щит Давида. Толкование псалмов, используемых в православном богослужении - Александр Сатомский
Интересно, и это особенность ветхозаветных текстов, что о Боге говорится как об антропоморфном существе. На его человекоподобие указывается не только в физиологических (Бог берет на руки или обращает куда-то Свой взор), но и в поведенческих параллелях. Иногда поведенческие черты так своеобразны, что присущи далеко не всякому человеку. В конце псалма содержится ремарка двойственного смысла, которую мы, может быть, при чтении не всегда замечаем: «Сохрани мою жизнь, выручи, да не буду унижен из-за того, что Ты был моей надеждой». Вдумаемся, о чем идет речь: «Господи, – говорит псалмопевец, – Ты как-то войди в процесс, чтобы потом не оказалось перед другими, что я надеялся на Тебя напрасно», – то есть автор говорит Богу, что переживает о Его добром имени больше, чем Сам Творец.
Звучит это как минимум странно. Но такая апелляция к доброму имени Бога в Писании встречается многократно. Например, в отношениях Моисея с Богом. На определенном этапе тот обращается к Яхве с молитвой: «…разве я носил во чреве весь народ сей и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка…» (Числ. 11: 12). И через некоторое время, как бы в ответ на этот вопль, Бог, испытывая Моисея, говорит ему: «…доколе будет раздражать Меня народ сей и доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его? Поражу его язвою, и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его» (Числ. 14: 11–12). И тогда Моисей понимает, что он, видимо, был горячеват в тот момент времени и просто ситуация его превозмогла. А на самом деле: «Нет-нет, Господи, я так не думаю!» И что он говорит дальше? Это звучит тоже очень оригинально – именно в таком ключе, что мы видим в псалме: «Господи, неужели же Ты их не выведешь? Что же скажут египтяне? Что какой-то бог привел их в пустыню и всех их умертвил. Нет, Господи, в плане пиар-менеджмента я не рекомендую Тебе такое решение: это совершенно провальная стратегия. Их надо вывести, дать им, что обещал, и вот тогда все увидят, что Ты действительно ого-го». И Господь смягчается (см. Числ. 14: 20).
С новозаветной позиции это все звучит очень странно. Бог предстает предельно человекоподобным. Самый жесткий антропоморфизм – приписывание Творцу человеческой стратегии поведения. Бог представляется как вариант ближневосточного сатрапа и деспота, который хочет – казнит, хочет – милует, но при этом, если напомнить, позаботится о том, что думают о нем другие деспоты и их «крестьяне». Чтобы соседи не засмеяли, надо как-то более гуманно решать проблемные ситуации. Мы понимаем, что на самом деле Бог не таков – не ориентирован на мнение других о Нем. И текст больше говорит о человеческом отношении к Богу, а не о Нем самом.
Чему это учит нас в молитвенной жизни? Тому, что наши представления о Боге, к сожалению, могут быть не всегда корректными, а если уж быть совсем честными, в большинстве случаев они некорректны. Причина проста – слишком велик тот Субъект, о Котором мы пытаемся помыслить. Это как определять протяженность Млечного Пути, измеряя его линейкой: попытаться можно, но рассчитывать на результат не стоит. Нужно смириться с тем, что мы можем более или менее вместить в себя лишь очень узкий, маленький набор представлений о Боге. Это особенность нашего устроения: мы конечны, Он бесконечен. И вот такие, иногда «наивные», псалмы говорят нам, что на самом деле это некритично.
Конечно, мы понимаем, что хорошо и правильно мыслить о Боге догматически выверенно. Частый и достаточно манипулятивный проповеднический ход обыгрывает именно этот тезис – как же мы можем не хотеть знать Бога, не хотеть что-то новое о Нем открывать, если говорим, что Его любим? Ведь с любимым человеком нам всегда хочется и больше быть, и иметь более вовлеченные отношения, и лучше понимать его, узнавать и далее. Если мы не ищем этого по отношению к Богу, то верный вывод, что мы Его не любим. Так можно рассуждать, но перед нами ситуация, когда лучшее – враг хорошего. К «хорошему», ограниченному знанию о Боге мы можем приблизиться, но получить «лучшее» невозможно: в нас этот опыт целиком не поместится.
И этот псалом – пример услышанного обращения, хотя в нем и есть ограниченность. В той же истории Давида мы видим, что Бог, несмотря на множество неоднозначностей и шероховатостей его жизни, его слов и представлений о Творце, все равно ведет псалмопевца по личному пути и пути истории Израиля. Так же и с нами: при наших ограниченных, плохоньких, неоднозначных отношениях с Богом или не вполне целостном Его понимании и восприятии Бог все равно нас слышит, все равно понимает, чего мы от Него хотим. И все равно с нами взаимодействует.
Вся сердцевина обращения, псалма-просьбы, который мы обсуждаем, построена на четырех тезисах: «укажи, Господи, пути Твои», «направь на истину Твою», «вспомни щедроты» и, наоборот, «не вспоминай грехов» – вот то, чего мы от Него хотим. Отношения с Богом здесь находятся в категории «пути». Мы хотим, чтобы Бог указал путь и направил нас по нему. Это важно: Он открывает направление и поставляет нас на эту дорогу, но идти по ней Бог не может, точнее, Ему это не нужно. По ней нужно идти человеку. Нигде не звучит тезис «возьми меня и до цели донеси». «Наставь, направь», но пройти нужно будет самому молящемуся. В новозаветном Откровении, когда Иисус говорит, что Он