Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер

— Я как раз направляюсь туда. Если хотите, пойдёмте вместе…

— Замечательно! — с радостью ответил я.

Министр Дженесио растроганно обнял меня.

Преисполненный решимости, я последовал за Тобиасом.

Мы пересекли обширную территорию. Многочисленные здания походили на ульи, где каждый был занят интенсивным трудом. Заметив моё безмолвное изумление, новый друг пояснил:

— Здесь расположены большие фабрики Нашего Дома. Производство соков, тканей и прочих изделий даёт работу более чем ста тысячам существ, которые возрождаются и одновременно просвещаются.

Через несколько минут мы вошли в прекрасное здание. Множество служащих входило и выходило. Пройдя длинные коридоры, мы оказались перед широкой лестницей, которая вела на нижние уровни.

— Давайте спустимся, — сказал Тобиас серьёзным тоном.

Заметив моё удивление, он заботливо пояснил:

— Палаты Исправления находятся по соседству с Преддверием. Те, кто прибывает туда, в первое время не выносят ни света, ни атмосферы, царящей в нашем городе.

27. НАКОНЕЦ, РАБОТА

Никогда не мог представить себе картины, которая предстала передо мной. Это не было похоже ни на военный госпиталь, ни на обычную больницу. Лишь бесконечные ряды огромных камер, соединённых вместе и заполненных… настоящими человеческими останками.

Воздух наполняли разрозненные крики. Стоны, плач, бессвязные болезненные фразы… Лица, похожие на маски трупов, костлявые руки, чудовищные черты, выдававшие ужасающую духовную нищету.

Мои первые впечатления были столь тягостны, что я вынужден был мысленно воззвать к молитве, чтобы не утратить сил.

Тобиас невозмутимо подозвал пожилую работницу, к которой обратился с уважением:

— Я вижу мало помощников. Что случилось?

— Министр Флакус решил, — почтительно пояснила старушка, — чтобы большинство из них сопровождало самаритян[5] в сегодняшних службах в регионах Преддверия.

— Нам нужно удвоить усилия, — спокойно заметил он. — Мы не можем терять ни минуты.

— Брат Тобиас!.. Брат Тобиас!.. Ради Бога! — вдруг закричал старик, судорожно вцепившись в койку. — Я задыхаюсь! Это в тысячу раз хуже земной смерти! Выпустите! Выпустите меня!.. Мне нужен воздух, много воздуха!

Тобиас приблизился, внимательно его осмотрел и спросил:

— Почему состояние Рибейро так ухудшилось?

— У него был сильный кризис, — объяснила служительница. — Помощник Гонсальвес сказал, что причина — груз тёмных мыслей, которые излучают его воплощённые родные. Он ещё слишком слаб, не накопил достаточно ментальных сил, чтобы освободиться от уз материи, и не может этому противостоять.

Пока Тобиас великодушно гладил старика по лбу, служительница продолжала:

— Сегодня на рассвете он самовольно ушёл. Кричал, что его ждут дома, что он не может забыть жену и плачущих детей, что жестоко держать его здесь вдали от семьи. Лоренцо и Гермес пытались вернуть его в постель, но не смогли. Тогда я решила применить успокоительное. Лишила его сил и движения — для его же блага.

— Вы поступили правильно, — задумчиво сказал Тобиас. — Я запрошу меры против влияния семьи. Нужно, чтобы у них было больше собственных забот, чтобы Рибейро мог у нас отдохнуть.

Я смотрел на пациента, стараясь определить его внутреннее состояние, найти признаки настоящего безумия. Он взывал к Тобиасу как к известному ему благодетелю, не проявляя ни капли уважения.

Видя моё изумление, новый наставник пояснил:

— Бедняга переживает фазу кошмаров, когда душа видит и слышит немногим больше собственных страданий. Человек, мой друг, в реальности сталкивается с тем, что накопил для себя. Наш Рибейро позволил увлечь себя множеству иллюзий.

Мне хотелось узнать источник его страданий, историю его падения, но я вспомнил своевременный совет матери Лизиаса о любопытстве и удержался. Тобиас направил больному великодушные слова оптимизма и надежды, пообещал принести лекарства и навестить его, призвал сохранять спокойствие ради собственного блага и не роптать на постельный режим. Дрожащий Рибейро, лицо которого напоминало восковую маску, изобразил жалкую улыбку и заплакал от благодарности.

Мы прошли вдоль рядов довольно опрятных коек, ощущая неприятные испарения. Как я позже узнал, они исходили от ментальных эманаций тех, кто продолжал переживать впечатления физической смерти и часто пребывал во власти низменных мыслей.

— Эти койки предназначены только для существ мужского пола, — добродушно пояснил мой спутник.

— Тобиас!.. Я умираю от голода и жажды! — вопил один пациент.

— Помоги мне, брат! — кричал другой.

— Ради Бога, я больше не могу терпеть! — вскрикивал третий.

Моё сердце разрывалось от сострадания. Я не смог сдержать горечи:

— Друг мой, это скопление стольких страдающих существ так печально! Почему существует столь тревожащая картина?

Тобиас невозмутимо ответил:

— Мы не должны видеть здесь только боль и отчаяние. Помни, брат, что об этих больных заботятся, что их забрали из Преддверия, где неподготовленных и беспечных духов подстерегают ловушки. В этих залах они, по крайней мере, готовятся к регенеративным процессам. А что касается их слёз… помни, что эти страдания они обязаны лишь себе. Жизнь человека сосредоточена там, куда ведёт его сердце.

Сделав паузу, в течение которой он, казалось, не слышал криков, он подчеркнул:

— Они — своего рода контрабандисты в вечной жизни.

— Как это? — с интересом спросил я.

Собеседник улыбнулся и твёрдо ответил:

— Они думали, что земные блага сохранят ценность и в духовных сферах. Глупцы полагали, что преступные удовольствия, власть денег, пренебрежение законом и капризы пересекут границу гроба и откроют возможности для новых злодеяний. Они были как неподготовленные коммерсанты, забывшие обменять материальные богатства на духовные. Не изучили даже простейших операций обмена в ином мире. Отправляясь в Лондон, они меняли миллионы конто-де-рейс[6] на фунты стерлингов, но даже перед математической точностью физической смерти не пожелали обрести духовные ценности. А теперь… что остаётся? Здесь находятся бывшие земные миллионеры, оказавшиеся нищими духом.

Действительно, Тобиас не мог быть более логичным!

После того как он раздал множество утешений и разъяснений, он привёл меня к огромной камере, похожей на большой перевязочный пункт.

— А теперь посмотрим на несколько несчастных полумёртвых, — сказал он.

Нас заботливо сопровождала Нарцисса. Дверь распахнулась, и я чуть не пошатнулся от ужаса. Тридцать два человека с отталкивающей внешностью лежали без движения на очень низких койках; лишь их грудные клетки ритмично поднимались и опускались.

Сделав многозначительный жест, Тобиас пояснил:

— Эти страдальцы переносят сон тяжелее, чем другие наши невежественные братья. Мы называем их негативными верующими. Вместо того чтобы принять Господа, они стали непреклонными вассалами эгоизма. Вместо веры в жизнь, движение, развитие и труд они допускали лишь ничто, небытие, неподвижность и торжество преступления. Они превратили человеческий опыт в постоянную подготовку к великому сну, и, не имея ни малейшего понятия о ценности добра и служения коллективу, обрекли себя на долгие годы порочных ночных кошмаров.

Я не мог выразить своего ужаса.

С величайшей тщательностью Тобиас начал совершать укрепляющие пассы перед моим изумлённым