Мифология викингов. От кошек Фрейи и яблок Идунн до мировой бездны и «Сумерек богов» - Мельникова Елена Александровна
«Правильное» обращение к Одину вознаграждается, но горе тому, кто пытается получить его помощь обманом. В легендарной «Саге о Гаутреке» (гл. 7) рассказывается, как конунг Викар во время викингского похода обратился к Одину, прося послать ему попутный ветер и обещая человеческую жертву за это. Когда же был кинут жребий, кого следует принести в жертву, выбор пал на самого конунга. Не желая лишиться своего предводителя, люди Викара предложили, чтобы он встал на пень, вокруг шеи ему накинут петлю из кишок теленка и прикрепят их к ветви стоящего рядом дерева. Известный герой и почитатель Одина Старкад должен встать рядом с Викаром, держа в руках прут. Когда все было приготовлено, Старкад бросил в Викара прут со словами: «Вот я посвящаю тебя Одину!» В тот же момент прут превратился в копье, которое пронзило Викара насквозь, пень выскользнул из-под его ног, кишки теленка стали крепкой веревкой, а ветка дерева взмыла вверх и подняла в воздух Викара. Так он оказался дважды принесенным в жертву Одину: пронзенным копьем и повешенным на дереве.
В мифологической традиции Один сам устанавливает некоторые ритуалы. Как рассказывает Снорри Стурлусон, Один умирал от болезни, что по общим верованиям лишило бы его возможности попасть в Вальхаллу. Потому перед смертью он «велел пометить себя острием копья и присвоил себе всех умерших от оружия». С тех пор умирающий от болезни человек мог обеспечить себе пребывание в Вальхалле, пронзив себя копьем или мечом и тем самым посвятив себя Одину (Сага об Инглингах, IX; КЗ. С. 15).
Еще одним установлением Одина был обряд погребения:
Один ввел в своей стране те законы, которые были раньше у Асов. Он постановил, что всех умерших надо сжигать на костре вместе с их имуществом. Он сказал, что каждый должен прийти в Вальхаллу с тем добром, которое было с ним на костре, и пользоваться тем, что он сам закопал в землю. А пепел надо бросать в море или зарывать в землю, а в память о знатных людях надо насыпать курган, а по всем стоящим людям надо ставить надгробный камень (Сага об Инглингах, VIII; КЗ. С. 14).
После смерти Один был сожжен, и кремация умершего стала на долгое время одним из основных погребальных обрядов в Скандинавии. Описания пышных погребений этого типа представлены в «Младшей Эдде» — мифологические похороны Бальдра, и в «Записке» Ибн Фадлана — реальные похороны знатного руса в Булгаре на Волге в начале X в. И в том и в другом случае умершего после ряда приготовлений кладут в ладью. Роскошные одежды, ценные украшения, богато орнаментированное оружие, прежде всего меч, а также другие необходимые в загробном мире вещи окружают покойного. Его сопровождают принесенные в жертву конь, собака, петух. Согласно Ибн Фадлану, старуха, которую он называет «ангелом смерти», умерщвляет девушку — наложницу покойного. Дым от погребального костра возносится высоко в небо: считалось, что чем выше поднимается дым, тем выше в небо поднимается умерший. Затем над кострищем насыпался высокий курган — тем больший, чем знатнее был умерший.
Этому погребальному ритуалу следовали скандинавские конунги и русские князья Х в., и некоторые из этих курганов хорошо исследованы. В них находят железные ладейные заклепки (сами деревянные ладьи сгорали на костре), обгоревшие украшения из серебра, бронзы, иногда золота, предметы вооружения. В центре кургана нередко находился котел с костями и шкурами козлов. В самом большом древнерусском кургане — Черная могила в Чернигове — обнаружены сожженные останки двух мужчин, как предполагается, отца и сына, а также нескольких рабов или рабынь. Рядом с котлом с костями и шкурой козла лежали два больших питьевых рога с серебряными оковками, на которых были изображены люди и мифические животные, и маленькая статуэтка божка, держащего себя за бороду. Все эти подношения умершим были накрыты грудой доспехов. Специальным знаком посвящения умершего Одину было сломанное или воткнутое в землю оружие.
Таким образом, с культом Одина были связаны три основных ритуала: жертвоприношение через повешение, посвящение оружием перед смертью и сожжение умершего.
Однако сожжение в ладье было далеко не единственным погребальным обрядом. Снорри Стурлусон пишет о двух веках: веке сожжения и веке курганов:
Первый век называется «веком сожжения». Тогда всех умерших сжигали и воздвигали в их память намогильные камни. Но после того, как Фрейр был погребен в кургане в Упсале, многие правители воздвигали в память своих родичей курганы не реже, чем намогильные камни. А после того, как Дан Гордый, конунг датчан, велел насыпать курган и похоронить себя в нем… многие его потомки стали делать то же самое, и тогда в Дании начался век курганов, а у шведов и норвежцев продолжался век сожжения (КЗ. С. 9).
В действительности различные погребальные обряды сосуществовали. Погребение в ладье не всегда сопровождалось сожжением умершего, например, в таких знаменитых погребениях под огромными курганами как в Осеберге и Гокстаде в Норвегии. В осебергском корабле длиной 21,5 м, в 834 г. были погребены две женщины, старшую из которых, 80-летнюю, отождествляют с упомянутой Снорри Стурлусоном правительницей юго-восточной Норвегии Асой, матерью конунга Хальвдана Черного. Вместе с Асой были захоронены 14 лошадей, бык и три собаки. Тела обеих женщин, одетых в роскошные одежды, лежали на кровати, покрытой гобеленом, в палатке на носу корабля (такую палатку в погребальной ладье видел Ибн Фадлан). Корабль заполняли сотни предметов, начиная с саней и четырехколесной телеги — транспорт для зимы и лета — и кончая столовой утварью, инструментами, фрагментами шерстяных и шелковых тканей. Бортики саней и телеги были покрыты резьбой с изображениями сцен героического эпоса, а по углам телеги высились резные головы драконов.
В середине IX — Х в. распространяется еще один вид элитных погребений — в деревянных срубах (камерах). Вероятно, эти камеры символизировали дома мертвых. Такой «дом» под курганом, согласно Снорри Стурлусону, был построен для умершего Фрейра (Сага об Инглингах, Х. С. 15–16). Упомянутый Снорри конунг Дан Гордый «велел насыпать курган и похоронить себя в нем в облачении конунга и бранных доспехах вместе со своим конем и всей сбруей и разным другим добром» (КЗ. Пролог. С. 9). Вера в то, что мертвые могут продолжать жить в курганах и что при определенных условиях живые могут общаться с ними, сохранялась долго. В сагах неоднократно рассказывается о таких встречах. В легендарной «Саге о Хервёр и конунге Хейдрике» дева-воительница приходит к кургану отца и заклинанием пробуждает его, чтобы получить от него волшебный меч Тюрфинг. Попытки проникнуть в курган, чтобы завладеть скрытыми в нем сокровищами, были нередки — и они засвидетельствованы разграбленными еще в древности захоронениями. Но в фольклорной традиции такие попытки пресекались самими «жителями курганов»: по рассказам саг, герою приходилось выдерживать тяжелый поединок с ожившим мертвецом, и не всегда он выходил победителем в этой борьбе.
Голова дракона, дерево, около 834 г., Oseberg, Норвегия
Photo: Wilse, Anders Beer / Norsk Folkemuseum
Культ Одина был элитным и противостоял культу Тора как распространенному в низших слоях общества. Это различие осознавалось исландцами: в предположительно поздней эддической песни Один, скрывающийся под именем Харбарда и вступивший в перебранку с Тором, недвусмысленно говорит о низком статусе людей, поклоняющихся Тору: «У Одина — ярлы, у Тора — рабы» (Песнь о Харбарде, 24). Почитателями Тора, однако, были не столько рабы, сколько свободные бонды — основное население Скандинавских стран. Из среды бондов происходило большинство участников викингских походов. Поэтому культ Тора приобрел особую популярность во всех Скандинавских странах в эпоху викингов, а в Исландии он стал основным: на острове не было военной элиты, конунгов и ярлов, и потому не существовало сколько-нибудь значительного почитания Одина. Предполагается, что к концу эпохи викингов культ Тора существенно потеснил культ Одина. Отражением противостояния этих культов является сама «Песнь о Харбарде», в которой в форме перебранки сравниваются — в пользу Тора — деяния обоих богов.
