Тайны дубовой аллеи - Юлия Викторовна Федотова

…Должно быть, сказались волнения последних дней и наступила реакция: наутро Веттели сам не испытывал ни малейшего желания не только вставать, но даже просыпаться. Так и продремал весь день в обнимку со сборником готических рассказов, оставшимся от прежнего жильца. В них были призраки, гомункулусы, вампиры, родовые проклятия, опасные эксперименты по разделению личности и многое другое. Несколько сюжетов Веттели счел занимательными, остальные были откровенной безвкусицей. Неудивительно, что они навевали сон.

Мисс Фессенден, как и накануне, появилась незадолго до ужина. К этому времени Веттели как раз успел выспаться и сумел поддержать учтивую беседу о погоде. Когда же выяснилось, что обещанная инъекция будет всего-навсего в руку, а не в то деликатное место, которое совсем не хочется демонстрировать малознакомым женщинам, он настолько воспрянул духом, что по собственной инициативе похвалил местный пейзаж и осмелился спросить у мисс Фессенден, откуда она родом. Оказалось, из Ицена. Ицен он тоже похвалил. На самом деле ничего сколь-нибудь примечательного в этом городке не было, но если там рождаются такие очаровательные девушки, он определенно заслуживает самого уважительного отношения. Так подумал Веттели про себя, и только когда мисс Фессенден ушла, сообразил, что вторую часть надо было сказать вслух – вышел бы комплимент. Опять он промахнулся!

И это было только начало – вот что ужасно.

Ночью ему снилась какая-то ерунда. Будто бы одно его тело, нормальное, осталось лежать в комнате, под пледом, – он ясно видел себя со стороны. Второе же, мало того что толком неодетое, нечесаное и небритое со сна, было настолько страшным, что зеркало в ванной треснуло, едва успев отразить его бледный, как у мертвеца лик с черными провалами глаз. Жуткое тело выругалось по-такхеметски, плюнуло в зеркало и пошло разгуливать по школьным коридорам. Выбило три стекла, нарисовало углем на стене гадкую рожу, каталось по перилам, стреляло из окон по летучим мышам, а под конец вообще кого-то убило, профессионально метнув нож точно в глаз.

Ошарашенный собственным безобразным поведением и преисполненный сострадания к мышам, Веттели проснулся и сразу сообразил, в чем причина кошмара – начитался на ночь. Один из готических рассказов был действительно интересным, вдобавок претендовал на документальность. История эта якобы произошла совсем недавно в столице. Один из тамошних докторов ради эксперимента разделил свою личность и внешность надвое, и темное его начало, оказавшись на свободе, предавалось всяческим порокам до тех пор, пока не совершило самоубийство из страха быть повешенным за то, что прикончило какого-то малознакомого господина.

Посмеявшись над тем, как нелепо его сознание интерпретировало литературный сюжет, Веттели перевернулся на другой бок и спокойно продрых до самого утра.

А утром в ванне его ждал неприятный сюрприз – поперек зеркала пролегла трещина. «Зеркало разбить – к покойнику. Первый сон на новом месте – в руку», – прозвучал в голове голос няни Пегги, большой любительницы примет. Стало не по себе, хоть и не верил он в приметы.

Прислуга принесла завтрак, и он, сам себе удивляясь, очень, очень осторожно попытался узнать, не случилось ли чего необычного в школе? Вроде бы ночью ему послышался звон битого стекла, выстрелы и крики.

– Не, сэр, все в порядке, – заверила та. – Приснилось вам, поди-ка. У моей сестры муж тоже как пришел с войны, так и орал по ночам, все кошмары одолевали. Сестра его в город к колдуну свезла – все как рукой сняло. Вам бы, сэр, тоже к колдуну сходить.

– Схожу, – пообещал Веттели и вновь посмеялся над собой: надо же настолько смешать сон с реальностью! А трещина наверняка появилась на зеркале давно, просто он ее в первый день не заметил. Он же не девушка, чтобы глядеться в зеркала.

Вторые сутки постельного режима дались Веттели уже не так легко. Он дочитал все готические рассказы, перечитал «Короля Ллейра», полчаса провел на подоконнике, любуясь хваленым местным пейзажем, а после обеда к нему заглянул Токслей. Но все равно день тянулся и тянулся, хотелось новых впечатлений. И когда ближе к вечеру пришла мисс Фессенден со своим саквояжиком, он не выдержал и взмолился:

– Пожалуйста, можно мне завтра прогуляться по парку? Я так устал лежать…

Она смерила его строгим и внимательным медицинским взглядом, потом весело рассмеялась и сказала скорее утвердительно, чем вопросительно:

– Хотите увидеть фей.

– Да! – мужественно признался капитан.

– Ну что ж, подышать свежим воздухом вам тоже будет полезно.

«Ах, но ведь мне совсем незнакома здешняя округа! Не были бы вы столь любезны, не согласились бы составить мне компанию?» – вот что он должен был ей сказать. Может быть, она согласилась бы. Может быть, она сама этого ждала.

– Спасибо, мэм, – вместо этого с чувством поблагодарил он и попрощался. Момент был упущен бездарно и безвозвратно. Представится ли второй?

Этот парк не был посажен людьми. Он возник задолго до их прихода и был частью Великого леса Броселианд, покрывавшего в доисторические времена едва ли не четверть континента и все Острова, тогда еще не принадлежавшие людям. Его мощные дубы, длинноствольные буки и раскидистые грабы были прямыми потомками тех дерев, что видели кровавые битвы фоморов с племенами богини Дану и благородные поединки рыцарей-сидов, слышали пение первых кельтских друидов, могущественных, как сами боги…

Великий лес отступил под ударами топоров, давая место пашням, пастбищам и городам. Лишь малые его частицы уцелели, приспособились к новым обитателям Островов, стали домашними, почти ручными. Но каждая из этих частиц и по сей день хранит под своей сенью древние тайны Великого леса, доступные очень немногим из тех, кто воображает себя его хозяином.

Откуда ему в голову пришла такая мысль? Норберт брел по тропинке, нарочно громко шурша опавшей листвой, собирал красивые стебельки, и вдруг будто нашептал кто-то невидимый. В воздухе разлилась странная синь, и стихли все звуки, даже сухие листья перестали шуршать, как намокшие под дождем.

А потом он заметил ее. Она сидела на самой макушке маленькой каменной совы, удобно устроившись между ушами. У нее не было ни стрекозьих крылышек, ни высокого остроконечного колпака, и одета она была не в шелк и вуаль, а в какую-то бесформенную хламидку, выкроенную из желтых кленовых листов и подпоясанную белым шнурком от спортивной туфли. Рыжие волосы были всклокочены, острые ушки подергивались, как у встревоженной лошади. Ко всему прочему она ела ягоду рябины, вгрызалась в нее, как в яблоко, и весь подбородок был