Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас

Я заглянула в материалы дела. Рост Розы Озёр составлял один метр семьдесят два сантиметра. Рост моего клиента – метр восемьдесят девять. Не исключено, конечно, что он пригнулся, но зачем? Нет, Мишель Панданжила не мог быть убийцей, которого мы разыскивали, и это меня обнадежило.

Эжен Слабосиль оказался господином лет пятидесяти. Всю свою жизнь он, видимо, провел, не выпуская из рук фотоаппарата: оттиски и пленки копились в коробках из-под обуви, и сотни таких коробок громоздились по углам, их явно уже некуда было класть. Его кабинет в «М-ской газете» больше походил на фотоателье, чем на рабочее место репортера. Здесь даже стояла медная кювета, над которой сушились на бельевых веревках свежие снимки.

У Эжена были чернявые прилизанные волосы, усы, и в дополнение к лишнему весу он носил костюм на несколько размеров больше, который висел на нем мешком.

В кабинете было душно, так что я расстегнула пальто. В итоге, разговаривая со мной, репортер, казалось, обращался к моему декольте и лишь изредка, с усилием отрывал от него взгляд. Я мысленно дивилась – на что только рассчитывает такой тип, как он, заигрывая с такой женщиной, как я? На то, что ему кинут парочку любезностей, как кидают крошки голубям? Увы, пылким вниманием нас всегда удостаивают не те, от кого мы этого ждем. Я чувствовала на себе взгляд Слабосиля и вспоминала о том, что Мишель за ужином ни разу, ни единого разика не посмотрел на мою грудь, хотя, признаться, я втайне желала противоположного. Но, возможно, на подсознательном уровне именно это мне в Мишеле и нравилось – то, что он не такой, как другие мужчины.

Вкратце представившись, я перешла к делу:

– Мне бы хотелось взглянуть на все фотографии, которые вы сделали на главной площади двадцать пятого декабря. – Я положила тот единственный снимок, что был в моем распоряжении, на стол и постучала по нему ногтем, вынудив тем самым репортера на пару секунд оторваться от созерцания моего декольте. – Вы что-нибудь снимали непосредственно перед этим и после?

Он взял вырезанный из газеты снимок и принялся внимательно его рассматривать, будто видел впервые. Должно быть, оценивал, правильный ли выбран ракурс и годное ли было освещение. Посвятив изучению собственной работы несколько секунд, Слабосиль отложил бумажку и возобновил изучение моего декольте с тем же старанием.

– Я отдал полиции все, что у меня было.

– Однако мне кажется странным, что вы не сделали больше ни одного снимка толпы. А если в процессе проявки оказалось бы, что негатив засвечен? Вы ведь работаете в крупной газете и, судя по тому что мне о вас говорили – а уж я о вас наслышана, поверьте, – вы настоящий профессионал, величайший мастер своего дела, месье Слабосиль…

Лесть достигла цели. Репортер открыл было рот, чтобы поведать мне все свои секреты, но почему-то сдержался.

– Я действительно профессионал, так что засвеченных негативов у меня не бывает, потому-то и хватает всегда одного-единственного снимка.

«Облом, – подумала я, когда он осклабился, довольный собой. – Один ноль в пользу фотографа-извращенца».

– Видите ли, дорогуша… – Он в очередной раз уткнулся взглядом мне в грудь, и ему понадобилось некоторое время, чтобы в своем воображении вылезти из-под моей блузки.

– Мэтр, – поправила я.

– Видите ли, мэтр, – продолжил он не без усилия, – фотографирование – это как охота. Да-да, я еще и охочусь по выходным. Методология у этих двух искусств, на первый взгляд таких разных, одна и та же. Контроль над дыханием, пока палец лежит на кнопке или спусковом крючке, фокусировка зрения, точное определение цели и понимание, где она находится, а также внимание к деталям. Объект для снимка нужно выслеживать, как кабана или лань.

И в том и в другом случае у вас есть шанс всего на один выстрел…

Должно быть, эту аналогию между охотой и фотосъемкой он давно обдумал и обкатал не в одном разговоре. Но меня она не впечатлила. Репортер лгал, это было очевидно. У охотников действительно не бывает второго шанса – куропатка улетит, олень убежит после первого неточного выстрела, – но у фотографов все иначе.

Я распахнула пальто пошире, чтобы лучше было видно грудь. Выражение лица Эжена изменилось. Даже предполагать не решаюсь, о чем он думал в тот момент. Подвинулась поближе к его столу и взяла свернутую свежую газету, лежавшую перед ним. Раскрыла ее и пролистала с самым что ни на есть безмятежным видом. Он наблюдал за моим фортелем с любопытством, не догадываясь, что я затеяла, но его это и не волновало, поскольку чувственности, сквозившей в каждом моем движении, было достаточно, чтобы лишить его любых опасений, а заодно стремления найти причину моего маневра. Вероятно, он решил, что я ищу какую-то определенную статью, водя пальцами по газетным столбцам, или просто просматриваю заголовки сегодняшних новостей.

– Так вы уверены, что у вас нет других снимков с площади? – уточнила я.

– Абсолютно уверен, дорогуша, – отозвался он.

Тогда я откинула лацкан пальто, положила правую руку на левую грудь и принялась ее мять и оглаживать. Репортер сначала нахмурился, потом заулыбался. Даже скользнул жирным языком по губам. Я убрала руку и покосилась на свою грудь. То, что я увидела, меня вполне удовлетворило.

– А я вот уверена, что они у вас есть, Слабосиль. И если вы не отдадите мне их прямо сейчас, я выбегу из вашего кабинета в слезах и каждому встречному буду жаловаться, что вы пытались сорвать с меня блузку.

Улыбка мгновенно исчезла с лица репортера. Он уставился на черные от типографской краски следы пальцев, испачкавшие мою белую блузку. А я тем временем вытерла руку о темное пальто. Сначала взгляд Слабосиля снова обрел осмысленность, которой его лишила похоть, затем в глазах появился страх. Еще я прочитала в них оторопь и горькую обиду, как у ребенка, которому сначала дали конфету, а потом отобрали.

– Это нечестно! – выпалил он.

Приемчик с моей стороны, конечно, был гадостный, но человек передо мной – и того хуже, так что я не испытывала и намека на чувство вины.

– Никто вам не поверит! – заявил репортер, но это было похоже скорее на попытку успокоить самого себя, чем на угрозу мне.

– Хотите, заключим пари? Судя по тому, как вы таращились на меня похотливым взглядом с самого начала, я не удивлюсь, если ваши порочные пристрастия к юным особам здесь всем хорошо известны.

Я резко встала, повела плечами, скинув пальто