Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас

– Запамятовал я. Кажется, у меня все-таки есть еще один снимок в запасе, мадам.

– Мэтр.

– Мэтр…

Я обернулась. Его взгляд тотчас снова скользнул в мое декольте, как мышь в нору, – должно быть, это был рефлекс, потому что репортер сразу спохватился и отвел глаза:

– Вы правы, я профессионал, и у меня не бывает испорченных негативов, но вторую фотографию я всегда снимаю на всякий пожарный, для подстраховки, как у нас говорят. – Он примолк, морально раздавленный, однако быстро понял, что просто так я не уйду, и, добавив: – О, сейчас я вам ее покажу! – взвился с кресла, как подброшенный пружиной.

Все выходные я, охваченная исследовательским азартом, провела с лупой в руках, разгадывая ребус, точнее играя в «найди десять отличий». Фотография, которую мне отдал Эжен Слабосиль, была снята за несколько секунд до той, что уже была в моем распоряжении, и первое отличие сразу бросалось в глаза – на ней не было больших черных рук, обхвативших шею Розы Озёр, так что неудивительно, что полицейские ею не заинтересовались (репортер поклялся мне, что предоставил им оба снимка).

Еще на второй фотографии не хватало нескольких зонтов – их пока не открыли. Но люди вокруг жертвы убийства и там, и там были одни и те же, в том же количестве – ни больше ни меньше. Люди с теми же выражениями лиц и с глазами, устремленными в одном направлении. Все их внимание было обращено к сцене и спектаклю, который на ней разыгрывался. У Розы вид был завороженной зрелищем. У ее соседки, толстой блондинки, похожей на младенца-переростка, – тоже.

В кадре не было ни единого черного лица; ни одного человека с кожей темнее, чем у остальных, не наблюдалось. Преимущество черно-белых фотографий в том, что на них резче проступают контрасты – будь Мишель Панданжила в тот момент поблизости от Розы Озёр, он выделялся бы среди бледнолицых зрителей, как нос посреди физиономии. Можно ли было считать это прогрессом в нашем деле? Я пока еще не знала. Если Мишеля не видно на снимке, это не значит, что его не было на площади – он мог скрываться под каким-нибудь зонтом из тех, что окружали Розу Озёр, мог затаиться в ожидании своего часа. Стоит мне опрометчиво бросить судье Ажа эту крошку, он устроит из нее пир на весь мир.

В конце концов я положила оба снимка на кухонный стол и пошла готовить рагу из баранины, чтобы отвлечься. Был вечер воскресенья, и я еще не догадывалась, что через несколько часов вся эта история примет совершенно неожиданный оборот.

Часть третья

Кристиан и Мариза Озёр

Адвокат может выстраивать защиту двумя способами.

Первый, наиболее распространенный, – это доказать, что подзащитный не имел возможности совершить преступление, в котором его обвиняют. То есть убедить суд в том, что у него есть алиби. Alibi – латинское слово, означающее буквально «в другом месте», а в юридическом смысле это установленный факт, что в инкриминируемое время (как правило, в момент смерти жертвы, определенный судмедэкспертом) подозреваемый не мог находиться на месте преступления. Учитывая, что род людской не наделен даром вездесущности, алиби следует считать одним из лучших, а может, и лучшим доводом защиты. Надо только его обосновать, то бишь удостоверить, что обвиняемый в означенное время действительно был далеко. А Мишель Панданжила в интересующий нас момент находился у себя дома один… один-одинешенек, всеми заброшенный… что-то я, кажется, отвлеклась… в общем, он был дома без свидетелей, которые могли бы это подтвердить.

Второй способ снять обвинение со своего клиента – это самостоятельно найти убийцу. Вести расследование параллельно с полицией, землю носом рыть, копаться в грязном белье, лазить по помойкам, опрашивать случайных свидетелей, проверять и перепроверять их показания, искать мотив, собирать доказательства, обрабатывать подозреваемых, чтобы в конце концов вычислить настоящего преступника и швырнуть его в зубы правосудию с надеждой, что оно выпустит предыдущую жертву. Тогда гиены отползут от вашего клиента и примутся рвать на части новую добычу. В целом адвокаты довольно редко применяют второй способ на практике. И не потому, что для этого им не хватает способностей; наоборот, адвокаты – заправские сыщики, и зачастую в расследовании преступлений они куда компетентнее и эффективнее, чем сотрудники полиции, ведь мы финансово заинтересованы в установлении истины, тогда как какой-нибудь полицейский инспектор исправно получает зарплату в конце месяца, независимо от того, раскрыл он дело или нет. Тем не менее повторяю: мало кто из нашей братии берется за поиск истинного виновника, и нетрудно догадаться почему. Потому что нередки случаи, когда через много дней, порой недель, а то и месяцев скрупулезного расследования адвокат и правда находит настоящего преступника. Догадайтесь с трех раз, кто им оказывается. А я вам скажу – его собственный клиент…

Так или иначе, я все же решила найти другого вероятного подозреваемого и по этому поводу обратила свое внимание на Кристиана Озёра, вдовца Розы, ибо у задушенной женщины были муж и ребенок – сын Эдмон двух лет от роду.

Возможно, это был ложный след, но он должен был помочь мне хотя бы ненадолго отвлечься от мыслей о Мишеле Панданжила и в случае мало-мальского успеха подать голодным судьям, жадным до свежей плоти и крови, новое блюдо на подзаправку. Чем богаче меню в таких случаях, тем лучше.

При проведении «нормального» расследования, то есть в работе над делом об убийстве, когда в руки полицейским с первых секунд не падает снимок жертвы с черными пальцами на шее и по странному стечению обстоятельств в городе, где произошло душегубство, не живет чернокожий человек, так вот, при «нормальном» расследовании полицейские сразу бы допросили вдовца жертвы. Общеизвестно, что большинство убийств совершаются теми, кто жертву близко знал, а зачастую и жил с ней под одной крышей.

Первое, что меня удивило, когда я немного покопалась в биографии убитой женщины, – это ее место жительства. Я думала, Роза Озёр – горожанка, но она жила не в М., а в нескольких километрах по П-ской дороге, среди полей, на огромном земельном участке, почти целиком превращенном в сельскохозяйственные угодья. И у меня сразу возник вопрос: почему Кристиан Озёр, если придерживаться версии, что это он – убийца, не