Искатель, 1998 №2 - Игорь Христофоров

— На той неделе в Штаты едем! — с торжественным лицом сообщил Роберт, последним появившийся в квартире.

На острых металлических носах его ботинок лежала свежая грязь и казалась ржавчиной.

— Не гони! — расширил глаза Игорек и стал медленно наливаться краской, будто рыжина с его волос потекла на щеки.

— Железно! Я у Эдика только что был. Он уже Лося за билетами послал.

— А как же… солиста же нет, — теперь уже не согласился клавишник Виталий.

Он говорил так вяло и безразлично, точно вообще не знал, что еще можно делать на свете, кроме как спать день и ночь. И лицо у него, отражая эти его мысли, было почти уснувшим. Создавалось ощущение, что если через минуту никто ничего не скажет, то он тут же уснет.

— Без солиста поедем, — не дал ему этого сделать Роберт. — С нами в турне Элтон Джон будет петь? Договор уже подписан.

— Е-мое! — обессиленно сел на компьютерный стул-вертушку Игорек. — Да я… я… надо звонить домой, в Курган…

— Ну чего уши развесили! — вышел из кухни в прихожку Андрей. — Сегодня ж первое апреля!

— Аа…га-а…га-а, — зашелся в смехе Роберт.

Пальцем он показывал на вросшего в стул Игорька, у которого лицо из счастливого медленно переплавлялось в обиженное.

— Дурак ты, Боб, — вяло, из глубины сна, пожурил шутника Виталий. — И шутки у тебя дурацкие…

— Ладно. Пошли жрать, волки, — предложил Андрей.

На его чуть вздутом брюшке смешно смотрелся женский передник. Повара не бывают такими волосатыми.

Словно почувствовав это, Андрей собрал свои смоляные лохмы на затылке, обжал их микстурной резинкой и ушел на кухню. Парни прицепом потянулись за ним. Последним шел и все гыгыкал Роберт. Казалось, что он подавился своим смехом и теперь никак не откашляется. Движение увлекло за собой и Саньку, хотя он и не был уверен, что заслужил обед в компании звезд эстрады.

Составленные плотно друг к дружке четыре стула — два венских и две банкетки — образовали подобие стола. Поверх них скатертью лежал «Московский комсомолец». Стол был сервирован по-вокзальному: бумажные одноразовые тарелки, пластиковые стаканчики, пластиковые же вилки. На тарелках матово отливала нарезанная семга, вповалку лежали куски сыра, сырокопченой колбасы и ветчины, а рядом с хлебом, как важное дополнение к нему, — бело-красные карандаши крабовых палочек. Между тарелками двумя башнями возвышались бутылки «Мартеля».

— Группа «Коньяк» пьет только мышьяк! — объявил при виде стола Роберт. — То есть, извиняюсь, группа «Мышьяк» пьет только коньяк!

— Садитесь, волки, — предложил Андрей. — А то хлеб стынет… Падай сюда, — показал он Саньке на один из стульев.

— Спасибо, но я в долю не вхожу. Я могу сгонять еще за выпивкой, чтоб…

— Еще сгоняешь.

Теплая ладонь Андрея легла ему на плечо, и Санька сразу успокоился. От ладони пролилось вовнутрь что-то отеческое, хотя Андрей если и был старше его, то года на три, не больше.

— Семга — твоя? — разливая коньяк, поинтересовался Роберт.

— А что, не видно разве? — ответил за Андрея Игорек. — В магазине — размазня. А у него плотненькая, вкусненькая…

— Сам делал? — не сдержал удивления Санька.

— А чего тут такого! Купил филе, солькой да сахаром тщательно обмазал, в ткань завернул — и в холодильник. Через сутки готово!

Андрей, закончив рассказ, положил Саньке на кусок батона сразу два ломтя семги и первым поднял пластиковый стакан с коньяком.

— Поехали, волки! Помянем Вовку…

— Э-э, так не пойдет! — не согласился Роберт. — Это третий тост. А сейчас надо за знакомство выпить. Ты же к нам на по-стоянку прописываешься? — повернулся он к Саньке.

— Не знаю.

— А я знаю!

— Опять первоапрельская шутка? — огрызнулся Андрей.

— Да ну тебя!

Роберт первым выпил свою долю. За ним молча последовали остальные. Никаких тостов о знакомстве так и не последовало. Санька не без напряжения выглотал стакан жгучей светло-коричневой жидкости. Он давно не пил, и коньячные градусы, словно почувствовав это, как-то резко, кувалдой со всего размаху ударили Саньку по голове. Она обиженно загудела и вдруг стала совсем пустой. Коньяк выпотрошил ее и пошел огнем разливаться по телу.

— Ты рубай, не стесняйся, — толкнул его в бок Андрей. — У нас все по-простому. Каждый вечер по очереди кто-то один готовит стол. Коньяк — обязательное условие. Остальное — по фантазии. А если тебя наша хаза удивила, то плюнь. Мы с первого дня решили на мебеля не тратиться. Копим на квартиры. Чтоб сразу купить. У нас же только Вовка москвичом был, а мы все, считай, лимитчики…

— Не оскорбляй, Андрюха! — громко отрыгнул Роберт. — Мы — не лимитчики. Мы в раскрутке. Когда-то и «Битлы» фуфлом были. А потом — б-бац! — и всемирная слава!

— Им все равно легче было, — вяло не согласился Виталий. — У них от рождения английская прописка была…

— Нет у капиталистов прописки! — гаркнул Роберт.

— Чего вы кипятитесь? — удивился Андрей. — Одни мы, что ли, без квартир к Олимпу пробиваемся? А у кого они в Москве были-то?..

— У Пугачевой, — вставил уже почти уснувший за столом Виталий. — У Киркорова, у… у…

— Ну, еще у кого?

— У Леонтьева…

— А вот и ни фига! — поддержал Андрея Роберт. — Леонтьев тоже из приезжих. А сколько еще? — Он вскинул над бутылками руку и стал загибать пальцы: — Малинин — раз, Николаев — два, Королева — три, Свиридова — четыре, «Академия» — пять…

— И сразу шесть! — поправил Игорек. — Их двое.

— А разве не трое?

— Да иди ты!

— Все, поехали по второй! — прервал ссору Андрей. — Мы еще до полуночи пару темок прогоним…

— Опять соседи будут по трубам молотить, — напомнил Виталий.

— Пусть привыкают! — погрозил полу кулаком Роберт. — Потом, козлы, всем хвастаться будут, что по соседству со звездами жили…

После второго стакана разговоров уже было меньше. Второй стакан почему-то напомнил о еде, и дары супермаркетов стали быстро исчезать со стола. Саньке это действо показалось таянием снега под весенними лучами солнца, и когда он взял на пробу крабовую палочку, взял потому, что никогда не видел прямоугольных крабов, она холодком кольнула пальцы.

Хвост черных волос на затылке Андрея, торчащий по-конскому задорно, уже перестал удивлять Саньку. Как и странные ботинки Роберта с металлическими носами и металлическими же задниками с острыми кавалерийскими шпорами. Даже сонливость Виталия и едкая рыжина Игорька были уже родными и до боли знакомыми. Саньке захотелось их всех по очереди расцеловать, но накатило время третьего тоста, и враз помрачневший Андрей встал над столом с полным стаканом.

— Наверное, живи Вовка с нами, тут, ничего бы с ним не случилось, — сдавленно произнес он. — А так вот уже ровно полгода…

— Неужели полгода? — удивился Роберт.

— Точ-чно! День