Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас
– Почему вы не обратились в полицию?
– Потому что полицейские вцепились когтями и зубами в Мишеля Панданжила, и я не думаю, что они добросовестно возьмутся отрабатывать версию, которая не согласуется с их предубеждениями. Вы, в отличие от них, кажетесь мне более беспристрастной, вернее сказать, мы с вами хотим одного и того же – чтобы вашего негра оправдали, а настоящему убийце вынесли приговор. Вот что мне нужно: покарать мерзавца.
Слова «вашего негра» меня взволновали. «Мой негр… – подумала я. – Да услышит ее слова Господь. Если бы только Мишель и правда стал моим…» Я постаралась выбросить эти мысли из головы, чтобы не зардеться ненароком и не выдать тем самым свои чувства.
– Значит, вы считаете, что Розу убил не Мишель? – уточнила я.
– Конечно, это был не он!
– Кто же тогда?
Она указала на дневник, словно давая понять, что ответ на этот вопрос ждет меня там и мне нужно лишь прочитать записи Розы, составить свое мнение и сравнить его с мнением Маризы. Для этого она оставила мне свой номер телефона, распрощалась, настороженно огляделась в очередной раз, встала из-за столика и была такова.
Возможно, читатель думает, что я тогда помчалась домой, взлетела по лестнице, преодолевая по две ступеньки зараз, рухнула в кресло, едва успев запереть за собой дверь, и погрузилась в чтение. Но все было совсем не так. Все было ровно наоборот.
Я вернулась домой неспешным твердым шагом, пребывая в состоянии полнейшего душевного покоя – это чувство не посещало меня уже давно, по сути, с того самого дня, когда для нас началась работа над делом об убийстве. У Маризы был такой уверенный вид, что ее убежденность по поводу истинного убийцы передалась и мне; она заставила меня поверить, что теперь у нас в руках есть оружие, которое повергнет в трепет и следственного судью Ажа, и прокурора, и полицию. Через несколько часов вся Франция узнает правду об этом запутанном деле, и мой клиент будет… я хотела написать «оправдан», но точнее – «избавлен от любых подозрений».
Поднявшись в свою квартиру, я наполнила ванну горячей водой, разделась и несколько секунд рассматривала свое отражение в зеркале, любуясь собственной красотой, мягкими изгибами фигуры совершенной грушевидной формы, молочно-белой кожей, маленькой девичьей грудью с темно-коричневыми сосками, россыпью родинок на животе. Опустила одну ногу в ванну, потрогала пальцами воду и, довольная ее температурой, переступила через бортик. Дневник Розы я оставила на маленьком металлическом столике, где лежало марсельское мыло[9], которое я люблю использовать и для волос, и для тела. Мой взгляд скользнул к паху. Я слегка раздвинула ноги, развела пальцами заросли волос, высвобождая крошечный розовый бутон, приоткрыла увлажнившиеся губы. Глядя на себя в зеркало, вызвала в памяти образы Мишеля, сохраненные в памяти за время наших встреч, возбуждая желание. Снова увидела нас в ресторане. Его неспокойный, все время ускользающий взгляд то и дело замирал на мне и обретал уверенность, заставляя меня робеть. Думаю, не ошибусь, если скажу, что он был охвачен теми же чувствами, что и я, зыбкими и противоречивыми, потому что, даже если мы оба испытывали взаимное влечение, статус адвоката и подзащитного не давал нам ему поддаться. У меня с клиентами никогда не было отношений, выходивших за рамки деловых, но я знала, что с той самой минуты, когда Мишель перестанет быть моим подзащитным, я уже не смогу, мы не сможем скрывать от самих себя и друг от друга наши чувства.
Я вздохнула, представив его обнаженным, склонившимся надо мной. Увидела, как он переступает через бортик ванной, как на черной коже вспыхивают звездами мириады капель, накрывая меня ночным небосводом. Ничто в человеке не таит таких глубин, как его кожа, сказал один французский поэт[10], имя я позабыла, но могу подписаться под его словами. Большие руки цвета ночной тьмы легли на мои фарфорово-бледные бедра. Я сдалась на его волю. Полные, влажные, перламутровые губы Мишеля скользнули по моей груди. Его член, сделавшийся огромным и твердым, устремился в джунгли моих волос, скрывавших розовые губы.
«У меня впереди целый вечер на то, чтобы прочесть дневник», – подумала я, лаская себя между ног подушечкой указательного пальца. Откинула голову на бортик ванны и закрыла глаза.
Часть четвертая
Роза Озёр
После любовных услад реальность обретает горьковатый привкус.
Я очнулась и поняла, что все еще лежу в ванне. Голова кружилась, подушечки пальцев сморщились и были похожи на засохшие виноградины.
Дотянулась до полотенца и вытерлась насухо. Накинула ночную рубашку, прихватила лежавший на столике рядом с ванной дневник в красной обложке и, усевшись в спальне на кровать, открыла его на первой странице. Имени владельца нигде не было; почерк оказался мелким, стремительным, с сильным наклоном. Я подумала, что он должен принадлежать хрупкой, уязвимой, взволнованной женщине. На страницах дневника она поведала свою историю.
История эта была прекрасной и трагической, она захватила меня на всю ночь. Всю ночь без остатка я посвятила Розе.
Внимание местного молодого фермера Роза определенно привлекла своей красотой, ничем иным. Он заметил в ней единственный изъян – она казалась умной, а Кристиан Озёр побаивался умных женщин. Но он не сомневался, что сумеет задурить ей голову. Вернее, вскружить.
Со своей стороны Роза приняла ухаживания этого парня, не такого робкого, как остальные, и, возможно, не самого пригожего из всех, с радостью и надеждой. Известное дело – парни в столь юном возрасте настолько впечатлительны и ранимы, что не решаются приближаться к красивым девушкам. Если девушка красивая, она все равно что проклятая: оробевшие молодые люди не рискуют к ней приблизиться, теряют уверенность в себе, не могут собраться с духом. В итоге красотка зачастую уходит с первым встречным нахалом, который в приступе самонадеянности вдруг отваживается с ней заговорить. Обычно
