Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас
– Расставлю на полках, что же еще?
– Зачем хранить книги, если ты их уже прочитала? Ты, что ли, будешь их перечитывать?
– Вряд ли.
– Так зачем они тебе тогда?
– Затем, что они – часть меня, часть моей жизни. Затем, что… Не знаю зачем. Но я никогда не выбрасывала книги!
– Ну, всегда приходится что-то делать в первый раз…
Роза побледнела. Прекрасно зная о ее любви к литературе, мужчина, за которого она только что вышла, супруг, который должен холить и лелеять ее, заботиться о ней всю жизнь, в богатстве и в бедности, уже требует, как будто это что-то само собой разумеющееся, да еще тоном, не терпящим возражений, отказаться от части ее самой!
– Ты хочешь, чтобы я выбросила свои книги, Кристиан? – переспросила Роза потрясенно и печально.
Спохватившись, что зашел слишком далеко, молодой человек рассмеялся:
– Да нет, конечно! Я пошутил! – И заключил ее в объятия. – Видела бы ты сейчас свое лицо!
Роза изобразила улыбку с некоторым облегчением. Но лишь с некоторым. Потому что в красивых голубых глазах Кристиана она не заметила веселья – в них таилась искренняя серьезность намерений. «Нет же, он пошутил», – мысленно повторяла она, стараясь себя успокоить, и, прильнув к мужниному плечу, не видела кривой усмешки на его лице.
С Кристианом ее вечно бросало из огня да в полымя. Она не знала, чего ждать от него в следующую секунду – кнута или пряника. Он словно сочинял какой-то таинственный, замысловатый балет, и Роза не понимала, с какой ноги каждый раз надо вступать в этот танец и какие па исполнять, чтобы не споткнуться и не упасть. Молодой муж быстро взялся устанавливать правила, по которым теперь должна была строго идти их жизнь.
В глазах окружающих, которые слепы к тому, что происходит между супругами за закрытыми дверями, семейная жизнь Розы и Кристиана начиналась как по маслу и была близка к идеальной. Так считали их родственники. Паскаль же по-прежнему не сомневался, что где-то там, в ежедневной рутине семейного быта, затаилась беда, которая лишь ждет подходящего часа, чтобы заявить о себе, и что надо внимательно за этим следить, не теряя бдительности и самых страшных опасений. И он ждал, охваченный трепетом. Однажды ведьма Роза непременно сорвет маску и явит свое подлинное лицо. Не сможет же она притворяться всю жизнь…
Очень скоро Кристиан потребовал, чтобы Роза уволилась из своего ателье: «Я хорошо зарабатываю, тебе нет нужды оставаться портнихой». Но ей, бережливой, хотелось сохранить эту малую толику собственной независимости. Мать внушала это Розе с самого детства: «Ты можешь выйти замуж, можешь любить мужа и заботиться о нем, но никогда не бросай работу, оставайся независимой. Если станешь покорной и беспомощной, твой муж перестанет тебя уважать и найдет себе другую». Еще она любила повторять: «Женщина, как хищник, должна быть неукротимой». Знала ли мать на своем опыте, о чем говорила? История о том умалчивает.
– Это не обсуждается, ты будешь сидеть дома! – резко отмел Кристиан возражения жены. Но тут же постарался смягчить свой окрик ласковым взглядом и потрепал ее по щеке: – Милая, ты нужна мне здесь.
Ох, если бы только он был законченным деспотом, жестоким тираном, ей было бы легче ему противостоять, но после кнута из властных речей Розе всегда доставался пряник из улыбок и ласки. Голубые глаза, от которых веяло стужей, превращались в теплую гладь океана, и Роза в такие моменты готова была все ему простить.
В январе Роза уволилась. Не сразу – после долгих размышлений.
Она пришла к выводу что судьба сделала ей подарок в виде богатого мужа и возможности вести праздную жизнь. Да и ремеслом портнихи, которое портит зрение и пальцы, она не слишком дорожила, да и не так чтобы очень стремилась к эмансипации. Зачем же восставать против мужа и отстаивать свое право зарабатывать на жизнь, если он предлагает ей вечный отпуск, свободное время на чтение, спокойствие домашнего очага, уют родных пенатов?
Уволиться с работы было еще проще, чем ее найти. Презрев таким образом материнские наставления, Роза покончила со своими карьерными амбициями. В конце концов, что предлагает ей Кристиан? Не что иное, как свободу распоряжаться своим временем, как она захочет: читать, сорить деньгами в магазинах и ездить на прогулки в город, когда заблагорассудится, разве нет?
Разочарование не замедлило дать о себе знать.
Кристиан просыпался ни свет ни заря и будил жену, чтобы она приготовила ему завтрак:
– Тебе ведь нетрудно сделать это для меня, милая? Мне приходится рано вставать и потом работать до темноты, а так у меня по утрам есть приятная компания. У тебя ведь полно времени – можешь потом опять лечь спать или заняться своими делами.
Роза вставала, делала ему чашку черного кофе и ужасные «бутерброды» – хлеб, натертый чесноком. Она ненавидела чесночный дух, который оставался во рту мужа до обеда, а порой и до вечера. После завтрака она снова ложилась в постель, но ей редко удавалось заснуть. Полежав, она принималась за уборку, потом за стряпню. Кристиан возвращался ровно в полдень. Он желал, чтобы к этой минуте все было готово, и усаживался за стол сразу, не снимая грязных сапог. Никогда он не помогал подавать обед, раскладывать приборы и салфетки, наливать кипяченую воду в кувшин, а равно и убирать со стола ему не приходило в голову, ведь он трудился с утра до ночи, зарабатывая на жизнь. После обеда Кристиан удалялся в спальню на кратковременную сиесту, заваливался на чистые простыни прямо в рабочей одежде и дремал, пока Роза мыла посуду и оттирала пол, который он испачкал заляпанными землей сапогами. Когда же она откладывала половую тряпку и переводила дыхание, муж звал ее из спальни и бесился, если она не появлялась на пороге через секунду. После дневного сна Роза должна была его удовлетворить, как удовлетворяют естественные нужды или детские капризы. Собственно, «удовлетворить» здесь точное слово, потому что сама она не получала никакого удовольствия, а его это и не волновало.
– Ты не такой нежный, как раньше, – однажды упрекнула его Роза. – У нас это перестало быть игрой и забавой, ты сразу приступаешь к…
– В разгар рабочего дня у меня нет времени ждать, когда мадам соизволит получить удовольствие, – перебил он. – Тем более что ты на это и раньше не
