Рождественские преступления в книжном магазинчике - Коллектив авторов

Он не горел желанием участвовать в обсуждении, так как уже выразил всё, что хотел сообщить о своем детстве, черным по белому в тексте, который сейчас держал в руках. Писать о себе – это одно, а вот погружаться теперь в детали при посторонних – совсем другое. Что-то извращенное и неправильное.

Эрик посмотрел на заднюю сторону обложки, на свое изображение. Дизайнеры выбрали цветную, хоть и выцветшую фотографию. Он стоял перед колесом обозрения на Кони-Айленде в обнимку с невысокой полноватой матерью. На ее лице с большими глазами играла строгая улыбка. Чуть в стороне держался отец с Кристиной, завернутой в одеяльце, на руках. Ей тогда было всего полгода.

Эрик ненавидел эту фотографию. Он выглядел пухлощеким юнцом с оттопыренными ушами в ужасной футболке с принтом «Звездных войн» – когда-то черной, но уже выцветшей до серого и растянутой. Белые гольфы почти доходили до костлявых коленей.

И, что хуже всего, на изображении был отец.

Однако редактор, Джейсон, настоял именно на этой фотографии, придававшей правдоподобия истории о семье Калабрезе. Именно так он и сказал. Хотя мог бы использовать слова «честность» или «жизненность». Эрик почти не сомневался, что собеседник лишь хотел избежать конфликта и потому спрятался за высокопарными фразами, но прием в итоге сработал. И теперь с обложки смотрела прежняя версия, будто явившееся в кошмаре воспоминание.

Однако если абстрагироваться от груза на сердце, вызванного фотографией с изображением отца, который исчез из их жизней спустя лишь несколько месяцев после того, как сделали снимок, то следовало признать: семья смотрелась довольно мило на обложке книги.

Эрик задумался, как мог выглядеть отец сейчас, через двадцать лет. Задумался, жив ли он вообще.

Он был дородным, широкоплечим мужчиной, но не тучным, а просто крепким. В колледже он играл в футбол и до исчезновения выглядел способным в любой момент вернуться на поле. Темную курчавую шевелюру отца унаследовала Кристина, тогда как Эрику достались светлые волосы и комплекция матери.

Он услышал стук в дверь, вскочил и нажал кнопку смыва, чтобы не вызвать недоумения ожидавшего снаружи, после чего отпер щеколду и вышел в подсобку. Чтобы столкнуться нос к носу с отцом.

Манетто Калабрезе.

Эрик обнаружил, что не может выдохнуть набранный в легкие воздух, и едва не выронил книгу, однако сумел удержать себя в руках. Он сразу же узнал эти светло-голубые глаза и темные волосы, которые хоть и поседели, но по-прежнему завивались над ушами. Вот только отец выглядел иначе. Сдувшимся, точно карнавальный шарик по возвращении домой. Сломленным.

– Здравствуй, Эрик, – поприветствовал он слабым голосом, который тем не менее звенел, как раньше, оповещая всех о его присутствии в помещении.

Отец был в коричневом пальто с красным шарфом и черных кожаных перчатках. Гладко выбрит, безупречно собран даже сейчас, столько времени спустя.

– Папа?

Улыбка исказила его лицо, превратив в нечто похожее на гримасу. Первым побуждением Эрика стало врезать кулаком по наглой роже бросившего семью типа. Пришлось сделать глубокий вдох и напомнить себе: «Я не такой, как он».

– Что ты здесь забыл? – понижая голос, поинтересовался Эрик.

– Мой сын написал книгу, – ответил неожиданный визитер. – Я хотел пожелать тебе удачи.

– И ты просто заявился сюда? – Новоиспеченный автор ощутил, что его пульс ускорился, а к щекам прилил жар. – Несмотря на свою программу защиты свидетелей? Нельзя так поступать.

– Уже поздно, не так ли? – прокомментировал отец, с еще одной улыбкой, на этот раз более убедительной. – Как жизнь, сынок?

– Не смей! – прорычал Эрик, пятясь к двери в уборную и желая увеличить пространство между ними, что было довольно сложно сделать в крошечном подсобном помещении, заставленном полками с книгами, которые убрали сюда, освобождая основной зал. – Ты пропустил слишком много событий в моей жизни. Пропустил похороны мамы.

Улыбка исчезла.

– Она бы не захотела, чтобы я туда явился.

– Зато мы этого хотели. Хотели получить хоть какой-то знак, что тебе на нас не наплевать.

– Мне не наплевать, – заверил отец. – Я очень вас люблю, но в этом городе до сих пор остались люди, которые желают моей смерти. Считаешь, мне легко?

Эрик уже собирался ответить, но передумал. Какой фразой можно подвести итог двадцати годам и всем испытанным эмоциям?

Пожалуй, только такой:

– Тебе не следовало приходить.

– Да ладно тебе. Знаю, я совершил немало ошибок, – сказал отец. – И, не буду скрывать, немного расстроился, прочитав книгу. В ней много грязных подробностей. Хотя в основном и по делу…

– Ты уже ее прочитал? – перебил Эрик. – Она же только сегодня вышла.

– Раньше я правил этим городом, сын. Ты думаешь, я не сумел бы достать предварительной копии? Даже из Аризоны?

Мысль о жизни его отца в пустыне едва не заставила Эрика рассмеяться. До программы защиты свидетелей Манетто никогда не покидал Нью-Йорк и редко уезжал из Бруклина.

– Вот, значит, куда они тебя отправили?

– В Скоттсдейл, – кивнул отец. – Единственное, что там знают об итальянской кухне, – местная пиццерия. Настоящая трагедия. Я пробовал лазанью у входа в магазин. Узнаю рецепт моей матери. Ты приготовил?

– Кристина.

– Она тоже здесь? – Лицо собеседника просветлело.

– Думаю, тебе пора уходить.

– Но я только что приехал. Позволь мне повидаться с дочерью. Посмотреть, какой она выросла.

– Она выросла прекрасным человеком, но не благодаря тебе, – отрезал Эрик. – Полагаю, после твоего исчезновения мы оба отлично справились без тебя. Ты бросил семью много лет назад. С тех пор я заботился о маме и Кристине.

– Эй, может, выкажешь хоть немного уважения? – проворчал отец. – Ты тоже извлек выгоду из этой ситуации.

Эрик почувствовал нарастающую ярость и в этот раз не стал ее сдерживать. Его сильной стороной были слова, вот ими он и осыпал собеседника, подобно шквалу пуль.

– Я бы отдал всё, что принесла мне книга, в обмен на то, чтобы ты не уходил. Но нет, ты донес на кучку подонков и унес ноги, а потом много лет прятался. Как трус. Позабыв о нас. Ничего нам не оставив. Мы были вынуждены выживать сами в твое отсутствие. Я сумел позаботиться о себе и Кристине. О чем написал книгу. Твой единственный дар нам – твое бегство.

– Сынок, – делая шаг вперед, сказал отец со слезами на глазах. – Пожалуйста. Сейчас Рождество. И я стараюсь. Разве это ничего не значит?

Эрик отвернулся, не желая показывать, что и сам готов разрыдаться. Вспомнилось, что случилось в прошлый раз, когда внезапно скончался его учитель в четвертом классе: резкую, разочарованную отповедь о поведении «настоящего мужчины».

Воцарилась тишина. Спустя несколько мгновений отец продолжил:

– Я не был тебе хорошим родителем. Но