У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова
– Но проверить все же решили...
– А вдруг вы по указке того негодяя явились? Ладно, забудем, – скупо улыбнулась Люба, протягивая мне записку.
Повторять дважды ей не пришлось. Меня любопытство мучило с того самого момента, как я ее увидела:
Вечерний звон у стен монастыря
Как некий благовест самой природы...
И бледный лик в померкнувшие воды
Склоняет сизокрылая заря.
Дважды перечитав написанное, я подняла на Любу глаза:
– И это все?
– Считаете, недостаточно?
– Это вы еще скромно сказали. Тут, конечно, есть указание на монастырь... Только ведь он большой! Где искать?
– А это вы должны догадаться! Я ведь потому вам, а не сестре эту бумажку отдала, что понимаю: у нас с ней ума не хватит Петечкины шарады разгадать.
– Но он распорядился записку передать ей, значит, у него было на этот счет иное мнение.
– Только потому, что никому другому в архиве довериться не мог! А насчет ее ума он не заблуждался. Сестра хоть и с высшим образованием, а такая же клуша, как и я. Ну, может, чуток поначитаннее.
– Или же у нее имеется второй кусочек мозаики.
– Это вы про что?
– Должно быть продолжение. Раз ваш муж попросил отдать письмо Вере Васильевне, значит, рассчитывал, что, прочитав его, она все поймет.
– Считаете, он ей намекнул, где спрятал, а она мне ни словечком не обмолвилась? Да быть этого не может!
– Не думаю, что все так просто. Тогда не было бы необходимости вот в этом. – Я потрясла в воздухе клочком бумаги. – Скорее всего, Вера Васильевна ни о чем не догадывается. Петр рассчитывал, что только после того, как вы передадите сестре записку, она поймет смысл данной ей ранее подсказки.
– Ну так пойдемте к Вере!
Вера Васильевна, хотя и была начальницей, собственного кабинета не имела. Его заменял выгороженный среди стеллажей закуток. Неожиданное появление взволнованной сестры, да еще в паре со мной, не на шутку испугало заведующую архивом.
– Случилось что? – спросила она, тревожно переводя взгляд с Любы на меня.
– Прочитай это!
Быстро пробежав глазами четверостишие, Вера Васильевна подняла на Любу глаза:
– И что?
– А то! Петечка написал это тебе!
– Ты что городишь? – побледнела Вера Васильевна.
– Не пугайся, я в своем уме, – отмахнулась Люба и принялась торопливо пересказывать сестре историю появления письма.
– Ты хочешь сказать, Петр спрятал документы здесь? – Вера Васильевна неуверенно обвела рукой хранилище.
– Надо же! Оказывается, правду тот тип говорил, а я не поверила, – раздался голос за стеллажами, и в проходе возникла тощая фигура Вари.
– Кого ты имеешь в виду? – нахмурившись, поинтересовалась Вера Васильевна. Ее суровость подчиненную не испугала. Горящими глазами женщина глядела на записку в руках начальницы, и было видно, что ей до зарезу хочется знать, что в ней написано. – Варвара, я тебя спрашиваю! – ледяным голосом отчеканила Вера Васильевна. – О каком типе ты ведешь речь?
Варя упрямо поджала губы и сделала попытку скрыться за стеллажами. На ее расстроенном лице явно читалось, что она уже горько жалела о своей несдержанности. Я думала, этим все и кончится, но вмешалась Люба.
– Варька, не выложишь все, как есть, – пригрозила она, с неприязнью глядя на Варвару, – я сию же минуту отправляюсь к твоему супружнику и рассказываю о твоих шашнях с местным сторожем. То-то муженек удивится! Ходить тебе, Варька, с фингалом!
Варвара слушала ее с затравленным видом, даже губы от злости стали тоньше.
– Ну? – с угрозой спросила Люба.
Варя бросила в ее сторону полный неприязни взгляд и с неохотой процедила:
– К Петру мужик приходил. Они шушукались по углам. А примерно через неделю после похорон тот тип снова сюда явился. Я думала, он Петра разыскивает, но он рукой махнул. Сказал, Петр его не интересует, ему до зарезу нужны документы из архива и, если я ему их отдам, он заплатит... Только ничего не вышло: нужных папок я не нашла.
– Так ты уже давно знала, что часть ценнейшего архива пропала? – возмутилась Вера Васильевна.
– Ну знала, и что дальше?
– Почему не сказала?
– Сама надеялась найти и продать, – заметила Люба.
– Да ладно! – не выдержав нападок, окрысилась Варя. – А твой Петр чего с тем типом секретничал? Выходит, ему можно, а другим нельзя?
Оставив за собой последнее слово, она исчезла так же внезапно, как и появилась, только дверь гулко бухнула.
– Я ей врежу! – прошипела Люба, намереваясь ринуться следом.
– Прекрати! – сердито приказала заведующая, и странно, но Люба ее послушалась. Усмирив сестру, Вера Васильевна устало произнесла: – Не понимаю, на что Петр рассчитывал, передавая мне этот листок.
– Я же объяснила! Это намек, а дальше ты сама должна догадаться!
– Как я могу, если только от вас узнала, что он учудил?
– Может, был какой разговор? Мне кажется, это могло произойти незадолго до гибели Петра, – вмешалась я.
– Да не было ничего! Я на неделю уехала в Москву. Вернулась утром в день несчастья – и сразу на работу. Помню, Петр зашел ко мне сюда, мы немного поболтали о поездке, о финансировании на следующий год, и все. Больше живым я его не видела.
Наташа
В больнице деда поместили в реанимацию. Я попыталась проскользнуть следом, но меня выставили вон. Чувствуя себя совершенно потерянной, я побрела в дальний угол холла и примостилась на стуле.
– Оттого, что ты здесь сидишь, толку нет, – донесся до меня голос Димки.
Я согласно кивала. Димка прав, толку от меня никакого. Ни тут, ни в любом другом месте. Ни в данный момент, ни раньше. Иначе бы дед не лежал сейчас с пробитой головой. Димка не понимает... то, что я тут сижу, нужно мне, а не деду. Пока я нахожусь поблизости от него, совесть мучает меньше.
– Давай отвезу тебя домой.
Говорить сил не осталось, поэтому я просто мотнула головой. Мне хотелось остаться одной.
– Не пойдешь своим ходом – понесу, – раздраженно заявил Димка. – Мне глядеть, как ты совестью угрызаешься, времени нет. Других дел полно! Все ясно или повторить?
Стоило представить, что он будет волочь меня, а встречные станут оборачиваться и хихикать, как стало совсем худо.
– Сама