Первый день смерти - Карина Тихонова
– И на какой день вы его поймали? – спросил Гомер из простого любопытства.
– На двадцать седьмой, – отозвался Геракл. – Очень переживал, что не смог довести счет до тридцати. Была у него болезненная ассоциация с этой цифрой.
Гомер кивнул. Ну вот, мышки хорошенько напуганы. Теперь они думают, что их преследует маньяк-убийца, и мечутся в поисках выхода. А олимпийские боги взирают с высоты на их смешные усилия. Только вот Гомеру почему-то разонравилось ощущать себя богом.
– Вам их не жалко? – спросил он Геракла и тут же смутился. – Впрочем, не важно.
Старый кадровый служака не смог проигнорировать заданный вопрос.
– Жалко? – переспросил он и снова вытер вспотевший лоб ладонью: – Знаете, пожалуй, нет. Пускай поживут реальной жизнью, это им будет полезно.
«Реальной жизнью... А что такое реальная жизнь?» – вдруг подумал Гомер.
Для Геракла жизнь – это криминальные сводки. И не удивительно: человек прослужил в органах почти сорок лет, честно делал свое дело, верил в идеалы, не брал взяток. Не сумел приспособиться к новым реалиям, и рыночное начальство вышвырнуло его за борт. Выходит, Геракла привела в их компанию обида, сродни обиде Гомера. Ну и, конечно, тоска по работе. Мужик-то еще не старый, сил полно, опыта еще больше. Тяжело ощущать себя выброшенным на помойку. А тут эти детишки, олицетворение новых времен, которые Геракл ненавидит всей своей милицейской душой. Ненавидит, пожалуй, еще сильнее Гомера.
– Что я должен делать дальше? – спросил Геракл.
Гомер очнулся от невеселых мыслей, достал из портфеля конверт с деньгами, протянул собеседнику.
– Это задаток. Я позвоню вам немного позже, когда ситуация прояснится.
Геракл посмотрел на конверт странным взглядом. Гомеру показалось, что собеседник собирается на него плюнуть, но Геракл одумался. Неловко принял пухлый сверток, сунул за пазуху.
– Знаете, первый раз в жизни беру конверт, – сказал он Гомеру. – Предлагали сотни раз, можно сказать, в карман совали, а я ни в какую!..
Он засмеялся, но как-то невесело. Кивнул на прощание, открыл дверцу и так же тяжело протиснулся наружу.
Гомер проводил его долгим взглядом и уткнулся в распечатку разговоров. Ему нужно было решить, как действовать дальше.
Детишки были в панике. Гомер скользил взглядом по их репликам и чувствовал, что не может сопротивляться жалости, охватившей душу. Черт, что же они делают?! Кому это нужно?!. Зачем?!.
Этот вопрос он задал Одиссею поздно ночью, когда страсти немного улеглись.
Одиссей пожал плечами и в свою очередь поинтересовался:
– Вам их жаль?
Гомер отвел глаза в сторону, ничего не ответил. Ему все сильнее хотелось покинуть жутковатый цыганский табор. Даже деньги перестали казаться заманчивыми.
– Почему вы не сказали, что Сизов эпилептик?
Одиссей усмехнулся.
– Потому что хотел пощадить вашу чувствительную совесть.
– Он сегодня мог умереть...
– Он так и так умрет, – перебил Одиссей. – И вы это знали с самого начала. Разве нет?
Гомер снова промолчал. Он до смерти боялся человека, сидевшего напротив него. Хищник новейшего поколения, против которого нет оружия. Хищник, способный мимикрировать и выживать в любой среде, лишенный жалости и угрызений совести.
– Что делать с Сизовым? – спросил Гомер после долгой мучительной паузы.
– Вы у меня спрашиваете? – удивился Одиссей. – Кто у нас автор сценария? Убирать, конечно!
– Может, вывезем его прямо этой ночью? – начал Гомер, но Одиссей решительно перебил:
– Ни в коем случае! Два убийства на одной территории! Голубчик, где ваша хваленая фантазия?! Нет-нет, придумайте что-то поинтересней. Предлагайте! Отрабатывайте деньги!
Гомер вздохнул и вытащил из портфеля исписанный лист.
– Я предлагаю перенести действие в частную клинику, – сказал он угрюмо. – Декорации новые, все будет смотреться эффектно.
Одиссей откинулся на спинку сиденья, посмаковал идею.
– Мысль неплохая, – признал он, – только я не вижу, как ее реализовать... Каким образом мы можем просочиться в такое заведение?
Гомер объяснил. Три года назад его соседке сделали операцию в частной клинике. Операция пустяковая, удалили аппендицит. Но при этом анестезиолог закачал пациентке лошадиную дозу препарата, у бедняги случился инфаркт. И пошло – каждый год по инсульту. После третьего приступа женщина перестала самостоятельно передвигаться. Родные пробовали судиться с врачами, но получили от ворот поворот. Эскулапы в два счета доказали, что анестезия тут ни при чем, сосуды полопались совсем по другой причине... неважно.
Если припугнуть главврача клиники черным пиаром, тот, пожалуй, согласится поучаствовать в их затее. Ну и, конечно, придется хорошо заплатить. За «так» нынче и прыщ не вскочит.
Одиссей выслушал молча, повернулся к окошку, уставился прищуренным взглядом в ночную темноту. На его губах бродила задумчивая усмешка.
– Остроумно, – хмыкнул он наконец. – Ладно, попробую уговорить. Диктуйте координаты.
Гомер продиктовал телефон клиники и фамилию главврача. Он не сомневался: Одиссей уговорит кого угодно на что угодно. Поэтому заискивающе попросил:
– Не будем мучить больного мальчишку. Пускай его уберут сразу и безболезненно.
Одиссей подался вперед, достал из внутреннего кармана Гомера валидол и сунул таблетку в рот собеседника. Похлопал Гомера по щеке, открыл дверцу, выскользнул из теплого салона и слился с холодной темнотой.
Глава 12
Обстановка палаты напоминала гостиничный номер средней руки: две кровати, журнальный столик, холодильник и небольшой телевизор на тумбочке. В палате было чисто, а окна выходили в парк.
– Блеск, – сказал Севка, осмотревшись. – По-моему, все складывается прекрасно. Я остаюсь в Ванькиной палате и охраняю его. Девочки! Вы размещаетесь здесь.
Дуня опустила на пол сумку, села на кровать, обхватила голову руками. Мне стало ее жалко.
– Все нормально, – сказала я бодро. – Условия вполне сносные. А на сколько нам разрешили остаться?
– Пока Ванька не поднимется, – ответил Севка. – Следователь созвонился с главврачом и обо всем договорился. Сказал, что мы свидетели, которые не хотят светиться. Что у нас деньгами?
Я вытащила из внутреннего кармана куртки жалкие остатки долларовой наличности.
– Вот, – сказала я. – У Ваньки денег не было. У меня
