Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп

На этом месте я прервал профессора, который рассказывал все живее и увлекательнее. Мне не давало покоя внутреннее ощущение тревоги. Я давно уже был далек от мысли, что этот человек рассказывает мне небылицы. В любом случае его рассказ захватил меня необычайно, и мой опыт общения с людьми (или, может быть, это было мое шестое чувство?) подсказывал мне, что за этой историей скрывается много больше, чем заурядная супружеская драма. Гропиус был не из тех, кто стал бы рассказывать чужаку, а я все еще оставался для него чужим человеком, подробности неудавшейся личной жизни. И я не видел в нем эгоистичной потребности в участии и оправдании человека, который оплакивает худшую из всех судеб. Поэтому я попросил у профессора разрешения делать заметки и записи.

— Вам это не нужно, — ответил профессор, — я отдам вам свои записи. Думаю, что они будут в надежных руках.

— Если я правильно понимаю, профессор, вы хотите получить за вашу историю деньги!

— Деньги? — Гропиус горько усмехнулся. — Денег мне хватает. Как я уже говорил, за десять миллионов мне заперли рот на замок — по крайней мере на то время, когда еще никто не знал, чем может обернуться эта история. Нет, я только хочу, чтобы правду узнали, а вы определенно лучше меня сможете облечь ее в слова.

— Правду?

Без обиняков и уверток Гропиус начал рассказывать, сначала сбиваясь, но потом все быстрее и увереннее, проводя параллели и устанавливая связи в чудовищной путанице событий и интриг. Когда он завершил свой рассказ, была уже почти полночь. Мы долго смотрели друг на друга.

Гропиус осушил свой бокал и сказал:

— Спасибо, что выслушали меня. — Он поднялся. — Я надеюсь, что в этой жизни мы с вами больше не увидимся.

Я улыбнулся:

— Может быть, в следующей.

Гропиус протянул мне руку и исчез в темноте. Меня знобило. Странно, подумал я. Я еду в Италию писать новый роман, и мне преподносят в подарок подлинную историю, которая отодвигает в тень все, о чем я только мог помыслить.

Глава 1

Тысяча шестьсот граммов коричневой ткани в холодном кристаллоидном растворе — человеческая печень в вертикальном алюминиевом кофре с надписью «Евротрансплант» на пути из Франкфурта в Мюнхен. В 2 часа 30 минут ночи водитель принял в клинике имени Иоганна Вольфганга фон Гете на набережной Теодора Штерна предназначенный для пересадки орган. И машина помчалась по автобану в направлении Мюнхена.

Обычно донорские органы доставляются на самолете, но из-за запрета ночных полетов в Мюнхене пришлось выбрать доставку на автомобиле. Компьютер ELAS системы распределения донорской печени компании «Евротрансплант» определил в качестве реципиента археолога Арно Шлезингера. Консилиум из трех врачей мюнхенской клиники согласился с выбором. Шлезингер, сорока шести лет, уже четыре месяца стоял в листе ожидания и шесть недель находился по степени срочности в группе Т2. В результате аварии его печень была серьезно повреждена.

Как это обычно бывает, имя донора осталось неизвестным. Знали только, что смерть наступила в результате инсульта в 23 часа. Группа крови донора АВ, резус отрицательный, антигены совместимы с А. Шлезингером.

Профессора Грегора Гропиуса, выдающегося, несмотря на свои молодые годы, хирурга-трансплантолога, в 5 часов 30 минут разбудил звонок дежурного врача-ассистента — доктора Линхарта. Гропиус принял душ, выпил чашку растворимого кофе, надел серый двубортный костюм, повязал перед зеркалом подходящий галстук и теперь вел свой темно-синий «ягуар» из мюнхенского предместья Грюнвальд к северу.

Шоссе было влажное, хотя дождя не было. Низко нависшее небо предвещало пасмурный день. Это была шестнадцатая или семнадцатая трансплантация печени в его недолгой, но успешной карьере. Как обычно, Гропиус волновался. Он плохо следил за движением, не заметив, проехал на красный сигнал светофора и выключил радио, когда диктор, читавший новости, сообщил о новом инциденте в Израиле.

Дежурный врач уже собрал операционный персонал. Для таких случаев, как этот, был разработан специальный план, работавший на автоматизме и не дававший сбоев. Ночная сестра разбудила Шлезингера около шести утра, дежурный врач сообщил ему о предстоящей операции. Анестезиолог сделал успокоительный укол.

С разницей в несколько минут водитель из «Евротранспланта» и профессор Гропиус повернули на липовую аллею. Гропиус направил автомобиль в объезд на парковку для персонала. Водитель из Франкфурта сдал алюминиевый чемоданчик с донорским органом в приемный покой. Его уже ждали.

Между получением органа и началом операции в клинике проходит, как правило, не более двух часов. И этим утром подготовка к операции заняла не больше времени, чем обычно. В 7 часов 10 минут орган лежал в операционной и был готов к пересадке.

На кухне Гропиус успел съесть свой скромный завтрак — два бутерброда с сыром, йогурт и несколько чашек кофе и отправился переодеваться. Он был совой, и сотрудники, окружавшие его, зная об этом, вели себя соответствующим образом, ограничиваясь односложным приветствием.

Бригада из пяти врачей, двух анестезиологов и четырех медсестер была готова, когда в 7 часов 15 минут профессор вошел в операционную. Пациент был накрыт зеленой простыней. Движением руки Гропиус подал анестезиологу знак начинать. Пару минут спустя врач кивнул — и профессор сделал первый надрез.

Был почти полдень, когда профессор Грегор Гропиус первым вышел в предоперационную. Он снял маску и поднял руки вверх, как гангстер, стоящий перед полицейскими. Его одежда была вся в крови. Медсестра помогла снять с рук резиновые перчатки и освободиться от операционного халата. Другие из бригады тоже стали по одному появляться в предоперационной. Настроение было расслабленным.

— Мой пациент и я благодарим всю бригаду за отличную слаженную работу! — Обессиленный, с темными кругами под глазами, Гропиус быстро исчез в своем кабинете.

В последние дни он мало спал, а если и спал, то плохо. Это было связано не столько с ответственной работой, сколько с женой, которая пожелала превратить его жизнь в ад. В этот день он впервые поймал себя на мысли, что обдумывает, как бы устранить Вероник: у врачей есть на этот случай множество разных методов. Но потом, в ясном уме, он очень пожалел об этой мысли и с тех пор пребывал немного не в себе: его преследовали кошмары и уверенность, что только один из них, или он, или Вероник, переживет эту войну.

Восемнадцать лет супружества — долгий срок, большинство браков распадаются гораздо раньше, но и этот не выдержал. Но стоит ли из-за этого объявлять войну? Надо ли превращать жизнь друг друга в кошмар всеми доступными средствами? Его карьера стоила ему многих усилий, не говоря уже о деньгах. А сегодня Вероник делает все возможное, чтобы разрушить ее?

Гропиус принял каптагон, хотел позвонить, чтобы заказать себе кофе, когда серый аппарат перед ним издал пищащий звук. Профессор поднял трубку:

— Я бы хотел, чтобы в ближайшие полчаса меня не беспокоили… — и осекся. Спустя долгую секунду произнес тихо и беспомощно: — Этого не может быть. Я сейчас приду.

В это же время Вероник Гропиус вошла в бистро неподалеку от Английского сада. Она была из тех женщин, на которых, когда они входят, обращают внимание, причем не только мужчины. Даже несмотря на то, что сегодня она была одета, скорее, сдержанно, ее появление не осталось незамеченным.

Около полудня в этом кафе, типичном заведении для встреч студентов и интеллектуалов, было занято всего несколько столиков, поэтому лысый худой мужчина за столиком в центре сразу привлек внимание Вероник. Он выглядел именно так, как описал себя по телефону, и в любом случае не так, как обыкновенно представляют себе частного детектива.

— Госпожа Гропиус? — Он поднялся из-за стола.

— Господин Левезов? — спросила Вероник.

Левезов поклонился и подвинул даме стул.

Полминуты они рассматривали друг друга, потом Вероник сказала, улыбнувшись: