Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп

Несмотря на такую уравновешенную зрелость в восприятии отдельной человеческой судьбы, этот случай со Шлезингером очень беспокоил профессора. Это была самая обычная для него операция, которая прошла абсолютно гладко, без каких бы то ни было осложнений. И все равно пациент умер, и интуиция подсказывала Гропиусу, что тут что-то не так.

Около восьми вечера Гропиус вернулся домой в дурном настроении. С тех пор как Вероник его оставила, дом казался ему пустым, хотя она взяла с собой мебель только из своей комнаты. В нее он больше не заходил — почему, он не мог себе ответить.

Он включил телевизор, принес с кухни бокал вина, обессиленно опустился в большое кресло и уставился в пустоту. Среди друзей он шутливо называл свое состояние в одиночестве D.T., от delirium tremens[1]. Но это была, безусловно, шутка по отношению к состоянию человека, от которого ушла жена.

Гропиус выпил глоток и отставил бокал — зазвонил телефон. Он посмотрел на часы и решил не брать трубку, так как у него не было никакого желания ни с кем разговаривать, а если это и была Рита, та самая медсестра из рентгенологии, то уж секса ему не хотелось тем более.

После почти бесконечного звонка аппарат наконец замолчал, но после небольшой паузы снова начал действовать на нервы.

— Да?! — раздраженно рявкнул он в трубку.

Никто не ответил. Гропиус уже хотел было бросить трубку, но услышал голос.

— Кто это? — выкрикнул он несдержанно.

— Сообщение для профессора Гропиуса, — услышал он холодный, слегка надтреснутый голос, — речь идет о смерти Шлезингера.

В одно мгновение Гропиус пробудился:

— Кто вы? Что вы знаете об этом? Говорите же!

— Шлезингер умер от печеночной комы, вашей вины здесь нет. Поэтому вы должны прекратить все дальнейшие расследования. Это в ваших личных интересах.

— Черт возьми, да кто вы такой? — закричал Гропиус.

Звонивший повесил трубку.

В смятении Грегор Гропиус прижал трубку к рычагу телефона с такой силой, будто не хотел допустить, чтобы он снова зазвонил. Кто был этот странный человек? В нерешительности Гропиус стал вспоминать все знакомые голоса, но это ничего не дало. Процесс длился несколько минут, потом он сдался. Грегор схватил бокал, опустошил его одним глотком и выключил телевизор. Гропиус мог считать себя кем угодно, но не трусом, но тут вдруг испугался: ему показалось, что за ним наблюдают, и одним нажатием на кнопку он опустил автоматические жалюзи во всем доме.

Кто знал о смерти Шлезингера? И кто мог назвать настолько точную и абсолютно возможную причину смерти? Этому находилось только одно объяснение: это кто-то из его коллег. Соперничество среди медиков может превзойти, пожалуй, только соперничество среди голливудских звезд.

— Фихте, это главврач Фихте, — бормотал Гропиус вполголоса. Но уже в следующее мгновение он отбросил эту мысль. Если бы Фихте хотел подпилить ножку его стула, то он был бы больше всех заинтересован в выяснении причин смерти Шлезингера, во всяком случае он был бы сумасшедшим, если бы потребовал от Гропиуса приостановить медицинское расследование по этому случаю.

Как дикий зверь, Гропиус метался по гостиной. Сложив руки за спиной, он только растерянно тряс головой. Вероник! Она говорила ему в лицо о своей ненависти. Сначала это очень сильно ранило его, ведь когда-то они любили друг друга; но после многократного повторения уже и это больное место перестало болеть. Без сомнения, Вероник была вполне способна организовать и более грандиозную интригу. Она даже заявила об этом в открытую. Но была ли она в состоянии устроить смерть больного? У нее вряд ли были какие-то контакты в клинике. Общество врачей она жаловала не особо. «Одни обыватели, на уме одни потроха и карьера, отвратительно!» — сказала она однажды. Нет, Вероник тоже исключается, она не зачинщица этого заговора. А мистический звонок только еще больше запутывает все дело.

Гропиус отправился в постель и долго не мог заснуть. Сегодняшнее происшествие, смерть больного, не давало ему покоя. Почти до рассвета он промаялся без сна.

Наутро в клинике его встретила секретарша, заботливая, как мамочка, пятидесятилетняя дама, — никого другого Вероник не подпустила бы к нему — как обычно, она была в хорошем настроении и приветливо сообщила ему, что результат вскрытия Шлезингера уже есть и профессор Лагерманн просит его перезвонить.

Лагерманн! Хотя он еще не успел ничего сказать Гропиусу, его голос был Грегору неприятен заранее. Лагерманн вполне мог быть тем таинственным звонившим! С деланным спокойствием Гропиус вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Он заметил, что у него трясутся руки, когда он начал набирать номер патологоанатома.

— Вас это не удивит, дорогой коллега, когда я назову причину смерти Шлезингера, — начал тот без обиняков, — анатомическое заключение — печеночная кома.

Гропиус не издал ни звука, и Лагерманн переспросил:

— Вы слушаете?

— Да-да, — пробормотал Гропиус, с трудом пытаясь хоть как-то разобраться в услышанном, но тщетно.

— Что вас действительно удивит, так это гистология: донорский орган был неасептичен. Я обнаружил хлорфенвинфос[2] в довольно высокой концентрации. Похоже на инъекцию в препарированный орган. У пациента не было никакого шанса выжить. В связи со сложившимися обстоятельствами я посчитал своим долгом подключить к делу прокурора. За мной письменный отчет.

— Лагерманн! — пробормотал Гропиус, после того как повесил трубку. Он почувствовал, как на затылке выступил холодный пот. — Лагерманн?

В следующие дни произошло столько событий, что потом Гропиусу было сложно расположить их в хронологической последовательности. Все началось с ужасной ситуации, которая возникла в результате переплетения злополучных обстоятельств, — более неудачный вариант развития событий трудно было придумать.

Почти как во сне выполнял Гропиус каждодневную работу, при этом он ловил себя на том, что подозрительно смотрит на каждого, с кем встречается, и пытается понять, знает ли тот о произошедшем инциденте или еще нет. При этом его не покидало ощущение, что большинство коллег намеренно его избегают.

Ближе к вечеру Гропиус сидел в переговорной комнате, обставленной в минималистском стиле мебелью из стальных трубок и черными кожаными креслами. Он положил перед собой на стол карту Шлезингера с данными о проведенной трансплантации и ломал голову над одним и тем же вопросом: как такое могло произойти и кто заинтересован в этом?

Он чуть было не пропустил робкий стук в дверь. В нерешительности он ответил:

— Да, войдите.

Это была Рита, очень миловидная и верящая в гороскопы девушка, — редкое сочетание, поскольку гороскопами увлекаются, как правило, далеко не красавицы. В любом случае он знал, с тех пор как они близко сошлись, что он Дева с асцендентом во Льве и с Солнцем в первом доме.

Увидев девушку, Гропиус испуганно вскочил.

— Разве я тебе не говорил — в клинике мы не знакомы, — тихо прошипел он.

— Я знаю, — возразила Рита, — но в отделении шушукаются, что произошло что-то ужасное, убийство! — Она обвила руками его шею.

Он оттолкнул ее и схватил за запястья.

— Ах, шушукаются, — заметил Грегор раздраженно.

— Это правда? — вскрикнула девушка тоненьким голоском.

— Нет! То есть да, что-то произошло. Донорский орган был отравлен. Пациент умер почти сразу после операции. Теперь довольна? — Гропиус говорил с негодованием и раздражением.

Оба не заметили, как в комнату вошли два человека: секретарша и неизвестный. Гропиус все еще держал девушку за руки.

— Я стучала, — сказала секретарша, впившись в своего шефа осуждающим взглядом.

— Все в порядке, — ответил Гропиус. Он выпустил руки девушки и сказал ей: — О вашей проблеме мы договорим позднее!

Рита поспешно вышла.

— Это прокурор Реннер, — сказала секретарша, указав на незнакомца.