Она умерла как леди - Джон Диксон Карр

– Это не новость, моя милая. Если судить по вашему виду.

– Что, вы заметили?! – оторопела она.

– В каком-то смысле. Но не будем об этом. Продолжайте.

– Наверное, это вас шокирует…

– Не столько шокирует, Рита, сколько тревожит, причем дьявольски. Как долго это продолжается? Я об интимной связи, как назвали бы ее юристы.

– Последний… Последний раз это было вчера ночью. Барри остановился у нас. Он приходил ко мне в комнату.

Понятное дело. Сказать, что я разволновался, – значит ничего не сказать. Заныло сердце, а это всегда тревожный звоночек, поэтому я закрыл глаза и секунду подождал, после чего спросил:

– А как же Алек?

– Он не знает, – без промедления ответила Рита, и ее глаза беспокойно забегали. – С недавних пор он почти ничего не замечает. Да и вряд ли он хотел бы об этом знать.

(Снова тревожный звоночек.)

– Люди замечают куда больше, чем вам кажется, Рита. Что касается откровенности с вашим мужем…

– Думаете, я этого не знаю? – воскликнула она, и я понял, что удар пришелся в больное место. – Мне нравится Алек. Это не ложь и не притворство, я на самом деле очень тепло отношусь к нему и ни за что не стала бы делать Алеку больно. Будь ему не все равно, я этого не пережила бы. Но вы не понимаете. Это не безрассудная страсть или… или плотские утехи…

«На самом деле, милая моя, это именно безрассудная страсть и плотские утехи. Но вы, пожалуй, искренне верите в правдивость своих слов. Поэтому нет смысла спорить».

– Это настоящие глубокие чувства, все мое существо и моя жизнь. Знаю, вы скажете, что Барри немного моложе меня. И это правда, но он… он совсем не против!

– Понятно. Что обо всем этом думает мистер Салливан?

– Прошу, не говорите о нем в таком тоне.

– В каком?

– «Мистер Салливан», – передразнила меня Рита. – Будто судья. Он хочет рассказать все Алеку.

– Зачем? Чтобы вы получили развод?

Рита сделала глубокий вдох, раздраженно встрепенулась и обвела глазами стены, словно находилась не в маленькой приемной, а в тюремной камере. Думаю, она и чувствовала себя так же. Запертой в клетку. Ни драматизации, ни самонакручивания. Деятельная и более или менее рассудительная женщина стала говорить и даже думать как восемнадцатилетняя девчонка. Ее взгляд блуждал по стенам, а пальцы теребили белую сумочку.

– Алек – католик, – сказала Рита. – Разве вы этого не знали?

– Вообще-то, нет, не знал.

Она впилась в меня напряженным взглядом:

– Он не даст мне развода, даже если попрошу. Но разве вы не понимаете, что дело не в этом? Страшно подумать, что я причиню ему боль. Страшно представить его лицо, если я решусь все рассказать. Он был невероятно добр ко мне. А теперь он старик, и у него нет никого, кроме меня.

– Да. Это действительно так.

– Поэтому, даст он мне развод или нет, не могу же я просто сбежать, оставив его в одиночестве! Но и отказаться от Барри я тоже не в силах. Просто не могу! Не представляете, каково это, доктор Люк! Барри ненавидит всю эту секретность не меньше, чем я. Он не станет ждать вечно; и, если я не потороплюсь, трудно сказать, что будет дальше. Ох, как же все запуталось! – Рита уставилась в дальний угол потолка. – Вот если бы Алек умер, или что-то в этом роде…

В голове промелькнула тревожная мысль.

– Что, – похолодел я, – вы собираетесь сделать?

– В том-то и беда, что не знаю!

– Рита, как давно вы замужем?

– Восемь лет.

– С вами когда-нибудь случалось нечто подобное?

И снова этот бесхитростный взгляд.

– Нет, доктор Люк, – с мольбой воззрилась на меня Рита. – Клянусь, такого не было! Вот почему я уверена, что это настоящая страсть, любовь всей жизни. Я читала о ней и даже упоминала ее в стихах, но представить не могла, какова она на самом деле!

– Допустим, вы сбежите с этим парнем…

– Поверьте, такого у меня и в мыслях нет!

– Тем не менее допустим. Как вы будете жить? Есть ли у него деньги?

– Боюсь, он небогат, но… – И снова Рита чуть не проболталась – и снова, увы, решила смолчать. Она закусила пухлую нижнюю губу. – Не говорю, что финансовый вопрос не следует принимать во внимание, но думать о нем в такие времена?.. К тому же меня беспокоит Алек. Всегда только Алек, Алек, Алек!

Тут она заговорила языком романов, и это был пугающий монолог, поскольку каждое слово звучало всерьез.

– Его лицо будто призрак, из раза в раз возникающий между мною и Барри. Я желаю ему счастья, и в то же время никто из нас не может быть счастлив.

– Скажите, Рита, вы когда-нибудь любили Алека?

– Да, любила. По-своему. Когда мы только познакомились, он меня очаровал. Называл меня Долорес. Ну, вы поняли. В честь Долорес, воспетой Суинберном.

– А теперь…

– Ну что тут скажешь? Он меня не поколачивает, ничего такого. Однако…

– Давно ли между вами не было отношений? В физическом смысле?

– Говорю же, доктор Люк, – с трагической миной ответила Рита, – дело не в этом! Роман с Барри – нечто совершенно иное. Как духовное перерождение. И хватит потирать лоб! Хватит надменно смотреть на меня поверх очков!

– Я лишь…

– Это неописуемо. Я помогаю Барри с его творчеством, он помогает мне с моим. Однажды он станет великим актером. Когда я так говорю, он только смеется, но это правда, и я могу ему посодействовать. И в то же время это не решает моих специфических проблем, а они буквально с ума меня сводят. Ну конечно же, мне нужен ваш совет, хотя я заранее знаю, каким он будет. Но больше всего мне нужно поспать. Хотя бы одну ночь. Прошу, умоляю, дайте какое-нибудь снотворное!

Через пятнадцать минут Рита ушла. Я стоял и смотрел, как она шагает по дорожке вдоль живой изгороди из лавровых кустов. У самой калитки она заглянула в сумочку, будто проверяя, на месте ли какой-то предмет. Рассказывая свою историю, она была на грани истерики, но теперь пришла в себя. Судя по тому, как Рита разгладила волосы и расправила плечи, ею овладели дерзкие мечты. Теперь ей не терпелось вернуться домой, в «Монрепо», к Барри Салливану.

Глава вторая

В субботу вечером, тринадцатого июня, я отправился к Уэйнрайтам играть в карты.

Духота предвещала грозу. Ситуация – во многих отношениях – становилась критической. Франция капитулировала; фюрер находился в Париже; обезоруженные и обескровленные британские войска беспорядочно отступили на побережье, где вскоре им предстояло держать оборону, и