Крик в темноте - Оливия Нортвуд
– Я был на встрече с шефом полиции и с мэром Блэквудом. И они оба не сказать что довольны нашей работой. – Он сел за стол Мартинес и Хауэлла, развернув стул к детективам. – Нас хотели снять с дела. Я попытался отстоять вас, напомнил, благодаря кому Калеб Сент-Джозеф сейчас греет задницей койку в федеральной тюрьме и вряд ли выйдет в ближайшие триста лет. Уж не знаю, насколько потянут шесть гипотетических жизней этого ублюдка. Шеф нехотя согласился, но за нами будут пристально наблюдать. И я уже не говорю об Эллиотте Гранте и о его жалобе шефу о том, что смерть его зятя расследует неотесанный грубиян с повадками деревенщины и чувствительная блондиночка, заблудившаяся по дороге к подиуму.
– Не помню такого рвения, когда мы расследовали убийства проституток. – Джеймс напрягся и подошел к окну, сканируя улицу холодным взглядом.
– На проституток всегда всем плевать. Их каждый день находят в сточных канавах и кюветах. Когда дело касается высокопоставленных засранцев, все иначе. Я знаю, кто вы. Знаю, с какой самоотдачей вы оба работаете. Вы – лучшее, на что убойный отдел мог рассчитывать.
– Если это комплимент, он не удался. – Джеймс усмехнулся.
– Придержи язык, Нортвуд. Я знаю, что вы профессионалы, но они не знают. Покажите им. Если вам нужна помощь, я попробую связаться с ФБР. Плевать, кто и что подумает в департаменте. Нам нужно как можно скорее расследовать это дерьмо.
– Мы справляемся, сэр. Мы – команда. Деревенщина и чувствительная блондиночка.
Джеймс сел на край стола Грейс, заглядывая в ее ноутбук. На почту пришло письмо от Скотта, она успела открыть его до прихода МакКуина, и теперь на экране застыла посмертная фотография Голдберга, притягивая к себе взгляд.
– И что у вас есть?
– Мы выяснили, что Брюэр и Голдберг дружили, пока учились в университете. И после. По словам жены Голдберга, Малкольм сильно переживал из-за смерти друга. Во время обучения они создали тайное сообщество, о котором в Вашингтонском до сих пор ходят слухи. – Грейс захлопнула крышку ноутбука. – Нам удалось поговорить с одним из студентов, детали, о которых он нам рассказал, не тянут на правду, но за время существования сообщества как минимум две девушки подверглись изнасилованию. И вроде бы в этих… инцидентах замешаны Брюэр, Голдберг и их приятели.
– Удалось выяснить, кто еще причастен?
– Пока нет, но есть косвенная наводка на преподавателя истории из Вашингтонского. Она может оказаться правдой, а может – чушью.
– Мы предполагаем, что человек, которого мы ищем, в прошлом пострадал от действий сообщества. – Джеймс пожал плечами. – Просто версия. Одна из. Самая стоящая.
– Пострадавших девушек уже нашли?
– Нат этим сейчас занимается.
– А преподавателя?
– Пытаемся договориться о встрече.
– Поторопитесь, если не хотите встретиться с его трупом, – посоветовал лейтенант и вышел из кабинета.
Грейс придвинулась ближе к столу и снова открыла ноутбук. Джеймс стоял за ее спиной. Келлер кожей чувствовала его морочащую близость, открытую шею трогало его дыхание: мятная жвачка и табак. Дождавшись, когда отчет судмедэксперта прогрузится на экране, Грейс обернулась к нему и поджала губы. Ей не нравилась эта новая реальность, когда приходилось смотреть на него снизу вверх, пытаться предугадать настроение, погасить его внутренний пожар, испепеливший его изнутри, оставив лишь оболочку прежнего Джеймса Нортвуда, напарника, с которым ей было комфортно. Те же прозрачные голубые глаза, но взгляд теперь резал наживую, как лезвие наточенного ножа. Тот же чувственный рот: розовые губы и ровный ряд зубов, но улыбался он теперь редко. Она смотрела на Джеймса, желая вернуть его прежнего и лучше узнать нового одновременно. Грейс казалось, что за маской хорошего парня, каким он был еще осенью, скрывался мужчина, у которого были причины так смотреть и сжимать губы в тонкую линию. И дело было не только в смерти Мэдди. Она успела полюбить Мэдисон за очень короткий срок. За ее легкий нрав, заливистый смех, тепло, которое она излучала, как радиацию, за ее иррациональное желание быть полезной всем. Но она не понимала, почему Джеймс, вызволив ее из лап сутенера, остался с ней. Не потому, что она занималась проституцией, нет. Мэдди была классической жертвой. Даже не являясь сестрой Калеба, она все равно была обречена. С женщинами вроде Мэдди всегда случалось что-то плохое. В конце они всегда оказывались в списках жертв серийных убийц, насильников или тиранов. Это было не особое чутье Грейс как детектива – просто статистика. Мэдисон, или Хизер, родилась у наркоманки, которая плохо с ней обращалась, зарабатывала на жизнь проституцией и не знала, какой именно из мужчин, пыхтевший между ее ног в алкогольном беспамятстве, на самом деле заделал ей ребенка. Она росла в приюте до тех пор, пока ее не удочерили хорошие люди. Но те полностью лишили ее идентичности, разлучили с братом, человеком, который был ей дорог и заботился о ней, и стерли прошлое, отобрав у девочки единственную имевшуюся собственность – имя. Уже тогда, когда она научилась на него отзываться и ассоциировать с собой. Они слепили из Хизер, сироты с легкой степенью фетального синдрома, Мэдди и воспитывали ее как «хорошую девочку», но не смогли удержать и спасти, когда хорошая девочка без прошлого запуталась и поиски ответов привели ее к Зейну. Мэдди была жертвой, а Джеймс всеми силами пытался ей помочь, словно хотел искупить вину за что-то из прошлого. Что-то темное, что иногда мелькало в его глазах, мучившее его. Смерть Мэдди лишила его привычной роли спасателя, разбила вдребезги. Неуклюже пытаясь собрать себя по частям, Джеймс резал руки и скулил от боли. Получилось у него неважно. Грейс не была до конца уверена, что у нее вышло бы лучше, но те мысли, возникавшие в голове против ее воли, с тех пор как лейтенант представил их друг другу… Вынуждали искать ответы где-то глубоко внутри себя. Она всегда была честной с собой, но признаваться в желании быть рядом с ним не только как напарник, но и как женщина, ей не хотелось. Это не выглядело привлекательным с самого начала, когда Мэдди еще была жива, а теперь и вовсе напоминало добровольное шествие на заклание. Она не могла ответить себе на единственный, по-настоящему
