Цветочный детектив - Елена Бриолле

Болотная ведьма

Сегодняшний день совсем не походил на вчерашний. Туман густой пеленой накрыл город и окрестности. Габриэль поежился. Все казалось незнакомым. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, он решил, что природа на его стороне. У реки Евр скопилось несколько лодок, и взять одну из них под прикрытием своего официального мундира не составило труда. Местные обитатели не знали в лицо «парижского головореза», а молодой сержант внушал доверие. Да и вряд ли Габриэля будут искать на болоте, где произошло убийство.

Вооружившись веслом, мнимый представитель власти погреб в сторону участка Ирис. Только бы не потеряться в этом лабиринте каналов. Как там говорила вчера девушка? «Три да пять, я иду тебя искать»? Третий канал, направо, потом пятый канал и оттуда уже будет виден дом.

На болоте деревья словно не тянулись ввысь, а разрастались в ширину, пытаясь зацепить своими ветвями лодочников. Плакучие ивы склоняли листву до самой воды. Низкие берега участков выставляли напоказ свои ободранные выдрами бока, а покосившиеся от влажной почвы частоколы сбивали с пути. Габриэль, стоя, отталкивался палкой от илистого дна канала и считал: «Первый, второй…» Затем он повернул направо. На болоте в такую погоду, казалось, никого не было. Или это Габриэль не видел из-за тумана, что за ним наблюдают внимательные глаза местных жителей.

Добравшись до участка Ирис, он проплыл несколько метров дальше, остановился у дома болотной ведьмы и привязал свою лодку. Затем прошел по влажной траве к дому и заглянул в окно. Старуха расставила по углам свечи и кружилась в медленном танце по комнате. В руках она держала дымящийся пучок травы и при каждом движении что‐то бубнила себе под нос. Габриэль вошел и плотно закрыл за собой дверь.

Старуха остановилась и выпучила на него глаза.

– Мой лягушонок?.. Ах, это ты? Прочь! Прочь отсюда, убивец! Уходи отсюда вон, чтобы глаза мои тебя больше не видели! – Карга выставила перед собой пучок своей пахучей травы, будто надеясь, что потусторонние силы защитят ее от непрошеного гостя.

– Мадам Мишо, хватит устраивать этот спектакль! – тихо сказал гость. – Меня зовут Габриэль Ленуар, и я никакой не убийца. Вы же видели меня вчера. Зачем мне убивать Ирис? Она мне нравилась!

Мадам Мишо замолчала и в ужасе продолжала на него глазеть, держа руки перед собой.

– Ты был в крови! Я все рассказала комиссару. Ты думаешь, просто так это тебе сойдет с рук? Нет, мы еще посмотрим, кто кого! Я все видела и все рассказала! Вот, клянусь перед богом! Ничего не утаила! Тебя повесят!

Габриэль сел за стол и потер глаза. От дыма и этого бессмысленного кудахтанья у него снова закружилась голова.

– Мадам Мишо, если так, то и вас тоже могут повесить! – сказал он твердым голосом. – Да, а чему вы удивляетесь? Разве не на вашем участке росли маки, которые убийца вставил в рот Ирис? Вы, наверное, и убили девушку, а теперь пытаетесь все скинуть на чужого, незнакомого вам человека.

– Я?! Я никого не убивала! Ты что несешь?! – вдруг пришла в себя старуха. – Кто тебя за язык‐то тянет, такие гадости про меня говорить! Прокляну, ей-богу прокляну!

– Вы уж определитесь, кто вы такая: то в Господа нашего Всемогущего верите, а то невинного человека проклясть хотите. А бог ведь все видит… Все мы под богом ходим, все у него на ладони сидим. Я никого не убивал и никого убивать сейчас тоже не намерен. Лучше расскажите мне, что вы слышали в ту ночь? Вы же говорили, что сон у вас чуткий, что обычно, если любая птица мимо пролетит, вы ее тут же услышите. Так что вы слышали в ту ночь?

Старуха Мишо постояла еще с минуту, а потом сложила свои травы в тарелку на кухонном столе и села в кресло рядом с древней, видавшей, наверное, еще Наполеона печкой.

– Если ты хочешь узнать, слышала ли я, как ты ее убивал, то нет. Вчерашней ночью ничего я не слышала. Спала как убитая. Черт попутал, видимо, что я вообще к вам вчера пришла. За грехи мои усыпил меня насмерть. Обычно я и вправду слышу каждую тварь земную. Слышу, как змея ползет, слышу, как выдры мой частокол грызут, слышу, как Ирис песенки свои распевает перед сном… Но вчера я ничего не слышала. Как упала спать, так и спала до самого утра.

– А маки?

– А что маки? У меня твои маки росли, а ты их выдернул. Ирис каждый раз у них останавливалась, любовалась цветами, нежно проводила по ним кончиками пальцев. Она говорила, что маки для нее – символ радости и жизни. Хотела морфинисткой, наверное, стать, а не маками любоваться. Все так и говорили про нее: «морфинистка».

Мадам Мишо при этом плюнула в свои травки и зло покосилась на Габриэля.

– Я не срывал маки, вы ничего не слышали, и я тоже, хотя сон у меня обычно тоже чуткий. Чем вы занимаетесь на болоте? Почему вы живете здесь, а не в городе? Мне тоже люди говорили, что вы ведьма. Так все про вас и говорят. За глаза. Так вы ведьма, мадам Мишо, или нет?

– А кто так говорит? Пусть брешут, собаки нерезаные. Все они только и ждут, когда я умру, чтобы землю мою забрать себе. Все им мало, мало. Как этой Ирис. Я выращиваю мяту, вы же чувствуете запах? – От подожженной травы действительно несло мятой, Габриэль теперь отчетливо чувствовал это. – Свежей мятой нужно обкладывать дом, чтобы в нем не водились крысы. Здесь крыс нет, не любят они влагу, а в городе их полно. Иногда даже не знаешь, где больше: под домами или в самих домах. Ха-ха-ха! Только смерти моей ждут, эти крысы. А смерть она такая, наступит, когда меньше всего ее ждешь.

При этом мадам Мишо оскалилась так, что Габриэль увидел ее желтые зубы и невольно снова поежился.

– Если вы ничего не слышали и не срывали свои маки, то кто это мог сделать? Вы же всех вчерашних гостей уже давно знаете? Кто держал на Ирис зуб?

Старуха посмотрела в окно, словно увидела там привидение, и быстро зашептала:

– Она была такая красавица, такая умница… Никто не желал ей зла. Все ее любили. – Ведьма улыбнулась безумной улыбкой, будто говорила совсем не об Ирис, а о своей юности. – Однажды даже Жан был ко мне добр. Он всегда нас поддерживает, болотных жителей. В городе нас не любили,