Рождественские преступления в книжном магазинчике - Коллектив авторов
На ней лежала книга – моя, с автографом для Вивьен. Может, свидание пошло и не по плану, но оставлять подарок казалось грубым. Внутри я нашел записку.
Дорогой Джон,
сознаюсь, я солгала, хоть и ради благих целей. Меня зовут не Вивьен Косья, а, если пользоваться твоими же выражениями, «защитница кошачьих прав», «сумасшедшая кошатница из Центрального парка». Несмотря на твои попытки мне помешать, я по-прежнему стараюсь оберегать убежища диких животных, где бы те ни находились. Хотя иногда опасных особей, угрожающих себе и окружающим, действительно следует держать подальше от общества.
Три таких особи сейчас находятся в твоей квартире. А то масло, которое я нанесла, сделано из кошачьей мяты. В чай же были добавлены седативные препараты.
До новой встречи.
P. S. Я не читала твою книгу – только спойлеры к ней на сайте рецензий, чтобы притвориться, будто знаю, о чем она.
Я попытался открыть дверь в ванную, но безумная кошатница забаррикадировала меня внутри. Я позвал ее по имени. Безрезультатно. Затем подумал, не начать ли кричать, пока соседи не позвонят консьержу и тот не явится – пусть даже просто для того, чтобы разобраться с жалобами. Но тогда он увидит меня голым, покрытым маслом и может распространить слухи. Поэтому я решил принять душ и только тогда сообразил, что вода уже течет. Неужели я включил ее, когда ввалился в ванную раньше? Я открыл дверцу кабины и увидел три намокших комка шерсти, которые так отчаянно стремились выбраться наружу, что сбили меня с ног. А я оказался таким скользким от масла, что не сумел снова встать.
Моей последней сознательной мыслью перед тем, как бешеные коты принялись рвать и раздирать мою плоть, словно огромную мышь, была: «Это можно использовать для книги. Получится отличная драматическая сцена».
И именно тогда я понял, что являюсь прирожденным писателем.
Джеффри Дивер
Рождественская вечеринка
Он сидел на маленьком, пахнущем плесенью диване, глядя в экран телевизора, но не видя ничего, что там происходило.
Мужчина почти восьмидесяти лет по-прежнему сохранял привлекательность, хотя наблюдались и признаки старения: заметная потеря в весе и седые волосы, которые нуждались в стрижке, хотя следов облысения не было.
Кармен, главная сиделка в центре по уходу за пожилыми людьми «Серебряные холмы», делала что могла. Она причесала Джона, когда приехали Мартин с Эмили, но тот оттолкнул ее руку и теперь выглядел, пожалуй, слегка рассерженным. Кроме того, за короткий отрезок времени, пока они находились в комнате, заправил и вытащил обратно свою выцветшую клетчатую рубаху около дюжины раз. Серые штаны стали слишком большими для похудевшего Джона.
Через окно с поднятыми жалюзи Мартин мог рассмотреть за верхушками облетевших деревьев одну из самых оживленных коммерческих улиц в Парамусе, Нью-Джерси. Он обернулся и попробовал спросить снова:
– Итак, дядя Джон, мы говорили про Рождество. О том, что собираемся поехать к семье Эмили. Ты же с ними встречался? В Коннектикуте? Но ты мог бы прийти к нам на ужин за несколько дней до праздника. Как тебе идея?
Мартин Найлз приехал прямо с работы, поэтому не успел сменить свой серый шерстяной костюм и модный зеленый галстук. А также белую рубашку, конечно. Он всегда носил белые рубашки. Его жена Эмили, симпатичная стройная блондинка лет сорока пяти, оделась более неформально, чем муж: в спортивный костюм и ветровку, так как приехала из фитнес-клуба, где играла в теннис с подругами.
– Надеюсь, ты придешь, дядя Джон. – Эмили пыталась демонстрировать энтузиазм, но Мартин видел, что она тоже обеспокоена быстро прогрессировавшим ухудшением состояния собеседника.
– Рождество? – переспросил тот, но не как подтверждение планов, а словно никогда не слышал этого слова. – Когда?
– Через три недели, мистер Джон, – последовал ответ от Кармен. – Вы поедете к мистеру Мартину и миссис Эмили. На ужин.
– У меня уроки.
Джон Найлз был профессором английской литературы в частном колледже недалеко отсюда, но ушел на пенсию двадцать лет назад и с тех пор больше не преподавал.
– Сомневаюсь, что на праздники кто-то будет учиться.
– О, точно. Что я за глупость сказал? И о чем только думал? – Джон снова уставился на экран телевизора, бормоча что-то себе под нос и крутя в руках пульт.
Комната в «Серебряных холмах» была не слишком большой и казалась Мартину слишком тесной, когда в ней собрались сразу четверо людей. Ощущение дискомфорта только усиливало поведение дяди, которое вызывало одновременно грусть и тревогу. Они с Эмили провели в центре полчаса, пытаясь поддерживать беседу. Некоторые комментарии Джона звучали как полная бессмыслица. Другие тоже были словно вырваны из контекста и совсем не напоминали того человека, кого Мартин привез сюда несколько месяцев назад.
Он оглянулся на Кармен, пышнотелую привлекательную женщину с собранными в тугой пучок темными волосами, в которых виднелись пара-тройка седых прядей. Как большинство сиделок крыла Б, посвятивших себя заботе о пожилых или слабых здоровьем постояльцах, она находилась в прекрасной физической форме. Желтая спецодежда с короткими рукавами позволяла увидеть впечатляющую мускулатуру, которая требовалась, чтобы передвигать неходячих пациентов, помогая им пересесть в кресло-каталку и лечь обратно в кровать.
По крайней мере, дядя Джон пока еще мог самостоятельно передвигаться и в хорошую погоду гулять во дворе или пройтись по улице до магазина или кафе. Конечно, всегда под присмотром. В противном случае сработало бы оповещение о пропавшем постояльце.
– Тебе нравится эта программа? – спросил Мартин, указывая на телевизор.
– Какая? – Джон неожиданно улыбнулся и повернулся к экрану, где как раз началась реклама слабительного средства. – Не знаю. Не знаю.
На полках стояли дюжины книг, в основном детективы и триллеры. Мартин заказал их в известном «Загадочном книжном магазине» на Манхэттене, куда дядя Джон частенько заглядывал раньше. Он сохранил теплые воспоминания об этом месте в центре города и рассказывал истории о собиравшихся там знаменитых писателях и издателях детективов.
Сейчас же, вероятно, старик уже не мог запомнить сюжет, чтобы осилить целую книгу. Мартин взглянул на Кармен. Та хмурилась и поджимала губы. Приятная женщина. Она отличалась от других здешних сиделок более твердым характером и смотрела прямо в глаза. А еще не позволяла дяде Джону отпускать грубые комментарии и закатывать истерики. Невзирая на невысокий рост, она приближалась к нему вплотную,
