Искатель, 1998 №2 - Игорь Христофоров
— Я много пил?
— Как алкаш.
При этих словах ее ладонь на животе Саньки повлажнела. Ладонь не могла врать.
— И сколько я выжрал?
— Бутылку виски и пару стаканов коктейля. Джин с «Амаретто».
Многовато для жадного Децибела. Он бы столько не дал. У Венеры с собой ничего не было. Виски она наливала из бутылки, которую принес Децибел. Этот противный сивушный вкус Санька помнил. Хвойный дух джина в голове почему-то не ощущался.
— Давай опохмелимся, — предложила Венера и, спрыгнув с кровати, зашлепала босыми ногами к бару.
Ее тело, облитое ровным, странным для апреля загаром, было совсем неплохим. До колен. Все, что ниже, не тянуло выше троечки. Говорят, что такую кривизну ног называют итальянской. Может, макаронникам такое кавалерийское колесо и нравится, но Сашке почему-то захотелось вскинуть взгляд выше.
— Знаешь, что я делаю? — не оборачиваясь, спросила она.
— Пишешь мне письмо?
— Нет, вяжу носки из толстой пряжи.
— Я не люблю толстые носки.
— Я тоже.
Она повернулась всем корпусом. На уровне груди ее тонкие пальчики с усилием удерживали два пузатых бокала на тонких ножках. На краях бокалов алыми капельками дремало по вишенке, а из них, как из шлюпок, торчало по флажку. Их крошечные полотнища несли на себе красную и белую полоски. Страну с таким флагом Санька не помнил. В бокалах плескалось нечто коричневое и мутное.
— Это приворотный коктейль, — объяснила она, подходя к постели. — Виски, ликер «Амаретто» и лед.
— А кого привораживать будем?
— Вообще-то это для дам. Точнее, пьют мужики, чтоб дамы в них влюблялись.
— А без этого не получится?
— У тебя получилось. Ты меня так завалил…
— Без понта?
Он принял из ее подрагивающих пальчиков бокал и первым пригубил.
— А с вишней что делать?
— Можно съесть. На закуску.
— Бедновато будет. А колбасы у тебя нету?
— Чувствуешь вкус виски?
Санька хлебнул еще и ничего, кроме жжения в горле, не ощутил. Вчерашнее пойло в рейв-клубе было не лучше, но и не хуже.
— Это односолодовый виски, — пояснила она. — Самый дорогой. Мне его шеф подарил.
— Золотовский?
— Ты так спрашиваешь, будто не знаешь, кто шеф…
— Значит, он мужик не жадный.
— Он хороший. Он меня человеком сделал.
— Правда?
В голове чуть просветлело. Наверное, все-таки односолодовое виски умело нечто такое, что не под силу его смесовым собратьям.
— Я на лотке у азеров стояла. Фрукты, овощи, орехи. Короче, если только это шамать, от поноса не избавишься…
Ее сухой хрипотце позавидовал бы любой рок-певец. Если закрыть глаза, то возникает ощущение, что она только что сожгла горло стаканом спирта. Но Санька не стал закрывать глаза. Он осмотрел хорошо обставленную комнату, плотно подогнанные доски паркета, картины с геометрическими абстракциями на стенах.
— Дорогие штуки? — ткнул в их направлении бокалом Санька.
— Чего?.. A-а, мазня! Может, и дорогие. Я в этом ничего не понимаю. Дюсик подарил.
— А это кто?
— Ну ты пенек!.. Шеф! Он же Эдуард. Сокращенно — Дюсик…
— И как же он тебя спас?
— Кто спас?
— Ну, ты ж говорила, что азеры, лотки, фрукты…
— A-а, ну да!.. Я как-то стояла, а он на «мерсе» мимо проезжал… Правда, тогда я не знала, что это он. Просто вылез из тачки крутой мужик в клевом прикиде. Ему зачем-то виноград понадобился. Я его так по-классному обслужила, улыбнулась, а он ни с того ни с сего говорит: «Ты эстраду любишь?» А кто ж ее не любит? Я сказала: «Да», а он с ходу: «Позвони мне завтра по этому телефону. Лицо, — говорит, — у тебя фотогеничное». Я, понятно, позвонила. Секретаршей взял. А в певицы не стал раскручивать. У него уже тогда Волобуев в раскрутке был. Не до меня… А теперь вот ты…
— Обижаешься?
— Не-а… Мне Дюсик сказал, что мы теперь парой петь будем.
— Когда это он сказал?
— Вчера вечером.
Этот глоток коктейля оказался самым невкусным. Наверное, пора было глотать вишню. Он жадно сгреб ее губами и ощутил приторную кислоту. Вишня была заодно с коктейлем.
— Он мне не говорил, что мы это… дуэт…
— Еще скажет… Ну, не дуйся! Я же тебя только украшу. Посмотри, какая у меня фигура!
Она вскочила, хрустнув кроватью, и крестом расставила руки. Прямо над ее головой, как бы дополняя крест, висели часы. На них был десятый час.
— Мне Аркадий сказал, чтоб я ему в восемь позвонил!
Санька сбросил ноги с постели, но встать не успел. Венера бросилась на него, придавила к мятой простыне и, раскачивая перед глазами грудями, упрекнула:
— Ты почему меня не хвалишь, женщины любят, когда их хвалят.
— Мне Аркадий…
— А почему у тебя нет татуировки на груди?
— Какой татуировки?
— Буквы «А»…
Он с трудом отыскал ее глаза и впился в них взглядом.
— Откуда ты знаешь про «А»?
— Дюсик сказал.
Теперь уже ее глаза впились в его, и он еле нашел силы ответить:
— Я затер букву.
— Это больно?
— Не очень.
— А где след?
— Отстань!
Он подбил ее левую руку своим локтем, перевернул Венеру и, навалившись, прохрипел:
— Не напоминай мне про зону! Слышишь?!
— Не буду, — тихо ответила она.
Ее пальцы почему-то гладили левую сторону груди. Когда они касались волос у сосков, Саньке было щекотно и страшно. Но он не смеялся.
— Войди в меня, — попросила Венера.
Звонок заставил Саньку вздрогнуть. Звонок почему показался похож на пулю, которая просвистела над спиной. Оттолкнувшись от постели, Санька встал, обернулся к углу комнаты. На тумбочке у телевизора нервно звонил телефон.
— Идиоты, не дадут любовью заняться! — простонала Венера и зашлепала в угол комнаты.
У нее была красная спина. Она будто бы напарилась в бане. Санька посмотрел на свои бледные голые ноги, поросшие тонкими же бледными волосами, и ему вправду почудилось, что он в бане. Потом он посмотрел на левую сторону груди и не нашел там ничего похожего на шрам от бывшей татуировки.
— A-а, это ты, Аркаша!.. Привет!.. Что?.. Ну, ты прям разведчик! У меня твой подшефный. У меня. Передать ему трубку?.. На!
Саньке очень хотелось прикрыться, но ощущение бани не разрешило ему это сделать. В бане никто не стесняется друг друга.
Он подхватил телефонную трубку из ее руки. Она почему-то оказалась легче, чем
