Первый день смерти - Карина Тихонова

– Мне это не нравится, – сказал Севка. – Куда она делась? Пропала?

А я рассердилась и велела:

– Не каркай!

Севка суеверно сплюнул через плечо.

Я присела, рассмотрела свежий снег, заметавший следы Дунькиных сапог.

– Смотри, – позвала я Севку. – Она вышла со двора!

– С ума сошла, – пробормотал Севка.

– Не говори, – поддержала я. – Куда она могла намылиться с утра пораньше?

Севка подхватил меня под руку и молча поволок к калитке. Я не сопротивлялась. Сердце вдруг начало выбивать тревожную барабанную дробь, как в цирке перед смертельным номером.

Мы с Севкой выскочили на улицу. Здесь Дунькины следы были видны не так отчетливо, как во дворе: их уже довольно сильно припорошил снегопад.

– Она пошла к лесу, – определил Севка.

– Зачем? – спросила я.

Мы остановились и уставились друг на друга. Севка снова подхватил меня под руку, и мы рванули к околице деревни, за которой начинался темный лесной массив.

«Черт! – подумала я в смятении. – Она с ума сошла! Без всяких аллегорий! Тронулась, как мартовский заяц! Что же нам теперь делать?»

Тут я вспомнила про волков и боязливо спросила Севку:

– Как ты думаешь, это опасно?

– Ты про хищников? – уточнил Севка. – Вряд ли волки подойдут близко к человеческому жилью. Хотя кто их знает... Если оголодают...

Я на секунду остановилась, потому что у меня перехватило дыхание. Потом схватила Севку за руку и понеслась так быстро, словно боялась опоздать на последний поезд.

– Уль, не волнуйся, – уговаривал меня Севка на бегу. – Дунька немного не в себе, но это ерунда. Ей нужно отдохнуть, все и образуется. А в лесу совсем не страшно. Вряд ли она зашла далеко. И потом, Дунька совсем не беззащитная овечка. Наверняка она прихватила пистолет...

Тут со стороны леса до нас донесся приглушенный хлопок, и мы оба замерли, как вкопанные.

– Видишь? – сказал Севка. – Тренируется, глупая!

Но у меня отчего-то болезненно сжалось сердце.

– Дуня! – закричала я протяжно.

Мне никто не ответил.

– Дуня! – повторил Севка мой призыв.

Тишина.

Я села на снег, не отводя взгляда от темной опушки.

– Уль, ты чего? – испугался Севка.

– Дуньку убили. Я это точно знаю.

Севка схватил меня за шиворот и поднял на ноги сильным рывком. Никогда бы не подумала, что у моего приятеля такая железная хватка.

– Прекрати! Только твоей истерики мне сейчас и не хватало! Пошли! Дунька стреляет по банкам! Ты в этом сама сейчас убедишься!

– Я не пойду, – ответила я. Ноги подкашивались, так и норовили предать хозяйку и сложиться пополам. – Дуньку убили! Я не хочу это видеть!

Севка отпустил мою куртку и стиснул зубы так, что по щекам заходили твердые желваки.

– Уля, у тебя истерика, – сказал он, стараясь не повышать голос. – Ты сама это понимаешь?

Он схватил меня за щеки, рывком подтянул к себе и вдруг яростно поцеловал в губы. Я вырвалась, хватая воздух ртом, как утопающий.

– Идем, – приказал Севка и пошел вперед. Я двинулась за ним, как лунатик, спотыкаясь и падая.

Так мы дошли до самой опушки. Севка остановился, окинул окрестности внимательным взглядом. Пусто.

– Дуня! – крикнула я.

Голос улетел вперед, запутался в чаще и не вернулся обратно.

– Стой здесь, – велел Севка. – Я пойду посмотрю.

– Нет, – сказала я. – Мы пойдем вдвоем. Я не сойду с ума. Я ко всему готова.

Севка двинулся вперед. Я пошла следом, стараясь ступать след в след. Рядом с нашими следами виднелись другие: почти занесенные снегом. Следов было две пары: большие и маленькие. Маленькие принадлежали Дуньке, а вот кому принадлежали большие?..

Я шла следом за Севкой и гнала от себя любые мысли. Мозг объявил осадное положение и забаррикадировал себя от любых внешних раздражителей. Я уже понимала, что нас ждет, и собирала силы, чтобы не потерять рассудок.

Севка остановился. Я приблизилась вплотную и уткнулась лицом в его спину. Мне не хотелось выглядывать из-за его плеча. Мне хотелось только одного: проснуться.

– Уля, – произнес Севка незнакомым треснувшим голосом.

– Нет, – торопливо откликнулась я и обхватила Севку двумя руками. – Ничего не говори. Подожди минутку.

– Она может быть еще жива. Отпусти меня, – попросил Севка.

– Она не может быть жива, – отозвалась я. – Ты же прекрасно знаешь: по условиям задачи она должна умереть.

– Уля!

Я нехотя опустила руки, и Севка сделал шаг вперед. Я закрыла глаза и для большей уверенности уткнулась лицом в ладони. Если я ничего не увижу, то ничего не узнаю.

Послышался хруст снега и удаляющиеся шаги. Вот Севка остановился. Интересно, что он делает? Нет, не интересно... Я ничего не хочу знать. Снег снова хрустнул. Значит, Севка возвращается ко мне. Или это не Севка? Чьи-то руки дотронулись до моих ладоней.

– Сделай это быстро, – сказала я ровным голосом. – Я ничего не хочу видеть. Просто убей меня, и все.

– Уля! – позвал Севкин голос.

Чужие руки сделали попытку оторвать мои ладони от лица. Я молча сопротивлялась, отчаянно и яростно.

– Не трогай меня! – закричала я и упала на колени, по-прежнему плотно закрывая лицо.

– Нужно вызвать милицию, – сказал бесконечно усталый Севкин голос.

Я осмелилась открыть лицо, наклонилась и выглянула из-за Севкиных ног. В трех шагах от нас находился огромный заснеженный куст, а рядом с кустом лежала Дунька. Ее руки были подняты над головой, словно подруга просила пощады или собиралась сдаваться. Глаза открыты, волосы разметались по снегу. На куртке с левой стороны груди расплылось красное пятно. А рядом – пистолет, который Дунька купила на рынке. Тот самый «Макаров», который должен был спасти нам жизнь.

Я посмотрела на Севку.

– Нет, – ответил он на мой беззвучный вопрос. – Она не дышит.

Я глубоко вздохнула и легла ничком. Не потеряла сознание, не забилась в истерике, просто лежала на земле, закрыв глаза, и думала: «Как приятно прижиматься горячей щекой к холодному снегу! Как хорошо, что не нужно никуда торопиться! Как хорошо, что все наконец кончилось!»

Севка опустился на колени и лег рядом со мной. Минуту мы молчали, потом я