У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова

муки. Уж я постараюсь превратить твою жизнь в ад! Ты будешь страдать от унижения. Слово последнего дворового будет значит больше, чем твой приказ. Ты даже мелочь купить себе не сможешь, потому что я не дам тебе ни копейки из твоих же собственных денег. Если и этого окажется мало, я буду являться к тебе каждую ночь. И не для дружеской беседы! Тебя будут одевать в смирительную рубашку и бить. Ты будешь кричать, но никто тебе не поможет. Над тобой теперь один хозяин. Я! Нравится тебе такая перспектива? Если да, готовься к испытаниям, но я по старой дружбе советую уступить». Я бы в любом случае отказался, но то, что он потребовал отдать ему мою самую большую ценность, повергло меня в ярость. Я забился, пытаясь освободиться от пут. Не удержавшись на стуле, упал на пол. Полли приблизился ко мне и ударил сапогом в лицо. А потом, глянув сверху вниз, с притворным сожалением проронил: «Жаль, ноты сам выбрал свою долю».

Прочитав эти строки, я с недоумением подумала: «Что же они не могли поделить? Что за редкость появилась у Говорова, раз тлевшая внутри Петрищева зависть вдруг разом выплеснулась наружу?»

За окном уже светало, оставалось прочитать не так много, а ответа на этот вопрос я еще не нашла. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. Думать о плохом во время работы – последнее дело, и, сделав над собой усилие, я вернулась к «Запискам». Стоило перевернуть страницу, как в глаза бросился странный почерк. Судя по характерным завитушкам, писал Захар, но как эта запись отличалась от предыдущих! Буквы крупные, неровные строчки загибаются вниз, наползая одна на другую...

«Нина, это письмо предназначено тебе. Ты вправе обвинить меня в том, что я не сдержал слова, но, заметь, я это делаю впервые после нашего расставания. Поверь, никогда бы я не нарушил твой покой, ежели б не обстоятельства. С каждой минутой моя жизнь близится к концу. Не подумай, что сгущаю краски. По характеру я оптимист, но тут надеяться не на что. Мне уже не оправиться. Знаю, потом произошедшее объявят несчастным случаем. Мол, Говоров сам виноват. Опрокинул на себя свечу, вот рубаха и вспыхнула. Пока подоспела помощь, он успел обгореть. Что ж, можно считать и так, ведь Полли действительно не собирался причинять мне большого вреда, подпаливая кожу на груди. Он просто хотел заставить меня говорить. Помнишь Полли? Ну так теперь он числится моим опекуном. Утомлять объяснением, почему это произошло, не стану. Если держишь в руках эту тетрадь, то уже знаешь. Для меня важнее, чтобы ты это письмо дочитала до конца. На днях я использовал свой последний шанс, предприняв попытку переправить тебе письмецо с камердинером. Он был последним, оставшимся со мной, надежным человеком. К несчастью, нам обоим не повезло. Его поймали и, требуя выдать письмо, запороли до смерти. А я снова оказался перед проблемой, как донести до тебя то, что волнует меня больше всего на свете. И, не видя иного выхода, принял решение записать письмо в дневник. А потом вся надежда на доктора. Уверен, Полли привезет того же, что и в прошлый раз: расширять круг посвященных не в его интересах. Доктор показался мне приличным малым. Согласится помочь спрятать дневник – хорошо, а нет, значит, все усилия были впустую. Суждено тебе найти мои записки – ты их найдешь. Нет, значит, такова Его воля. В любом случае мне ничего не остается, как положиться на Провидение. Теперь, когда все пояснения наконец даны, перехожу к сути.

Нина, если ты нашла эту тетрадь, значит, приняла наследство и стала хозяйкой в моем доме. Не поверишь, как я этого желал и как трудно мне каяться. Зная твой характер, лучше б промолчать, но я хочу уйти на тот свет с чистой совестью. Нина! В своем завещании я написал, что оставляю вам с сыном свое имущество с согласия твоего супруга. Я солгал! Предвижу возмущение, но умоляю дочитать конца. Да, солгал, но ведь только так можно было склонить тебя принять наследство из моих рук! Ты, конечно, спросишь, почему я выбрал именно вас, и тут же сама дашь ответ. Он лежит на поверхности, но он неверен. Моя любовь к тебе ни при чем! Я никогда бы не посмел обидеть тебя деньгами и никогда бы не унизился до такого сам. Мной двигали иные мотивы. После битвы под Бородином, наглядевшись на горы мертвых тел, я вдруг осознал, что завтра, может статься, убьют и меня. И кому тогда все останется? Многочисленным родственникам, которые и так не бедствуют? Не лучше ль обеспечить будущее мальчика? Он сын моего кузена, значит, принадлежит к роду Говоровых. Его отец геройски сложил голову под Бородином, сражаясь за Отечество. Я посчитал, будет справедливо, если, потеряв отца, он не будет знать нужды. Там же, под Бородином, я составил завещание. Нина, теперь, когда ты знаешь правду, не поддавайся возмущению и не отказывайся от наследства! Деньги оставлены не тебе – мальчику. Очень скоро тебе понадобятся средства для устройства его судьбы, так почему бы не воспользоваться моими? Тебя это ни к чему не обязывает. Написал последнюю фразу и снова слукавил! Одна просьба у меня к тебе будет! Отыщи то, ради чего была погублена моя жизнь. Где искать, поймешь, если вспомнишь наш с тобой последний разговор. Внимательно перечти записи, в них тоже скрыта подсказка. Что искать, узнаешь из бумаги, вложенной между страниц этой тетради».

Наташа

В глазах плавал красный туман, а над ухом гудел сердитый голос:

– Перестань вопить! Округу переполошишь!

Голос был знакомым, и я помимо воли открыла глаза. Передо мной стоял Димка и настырно допытывался:

– Ты что орать принялась? Не видела, что это я?

Я замотала головой. Говорить не могла: челюсти свела судорога.

– Я ж кричал.

Я заплакала. Не от страха – от облегчения, но Димка понял иначе и привлек меня к себе. Это было так приятно, что я заплакала еще горше. Димка не нашел в этом ничего странного и прижал меня еще крепче.

– Как ты тут оказался? – пролепетала я и все испортила.

Димка выпустил меня из объятий и, круто развернувшись, шагнул к телам у костра. Сначала наклонился над Суреном.

– Готов! – равнодушно констатировал он.

Потом перешел к Роману и, опустившись на корточки, приложил палец к шее:

– Этому тоже конец!

Пораженная, я смотрела на все это широко раскрытыми глазами.