У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова

– Стоял! Только теперь там одни стены, наши туда траву косить ходят. Народ все, что можно, еще в восемнадцатом растащил.

– А хозяева?

– Сгинули... Бабка-покойница рассказывала, в один день собрались и уехали.

Мы беседовали, а Димка молчал. Хозяйка заменила, что он скучает, и засуетилась:

– Давайте спать!

В крохотной комнатке, куда привел меня Димка, кроме металлической кровати с горой подушек, иной мебели не наблюдалось. Я притворила дверь и сурово поинтересовалась:

– И как мы тут спать будем?

Димка усмехнулся:

– Ты про кровать? Так муж с женой всегда в одной спят!

– То муж с женой!

– Ты, помнится, что-то на эту тему говорила! – ехидно заметил он.

– Ты первый начал!

– Какая разница? Я сказал, ты согласилась, значит, терпи!

Ответить я не успела. Пока мы препирались, Димка подобрался ко мне и обнял. Все колкости моментально вылетели из головы, я обхватила его шею и блаженно замерла.

Под утро, уютно лежа на Димкином плече, я спросила:

– Может, все-таки домой?

– Еще чего! – встрепенулся он. – Сейчас позавтракаешь и рысью в усадьбу! Я тебя зачем выручал? Чтоб ты мне клад нашла!

Я приподнялась на локте и посмотрела на Димку:

– Шутишь?

Надеялась увидеть на лице привычную ухмылку, но он выглядел на редкость серьезным.

– Нет! Мне этот клад до зарезу нужен! – Увидев мою вытянувшуюся физиономию, приобнял меня и со смешком заявил: – Не могу же я тебя без приданого брать!

– Ты меня замуж зовешь, или я не так поняла? – боясь услышать отрицательный ответ, спросила я.

– Конечно, – хохотнул Димка. – Иначе как я до сокровищ доберусь?

Анна

Поговорив со стариком, я вышла во двор. Меня сразу обдало горячим воздухом. Он приятно пах нагретой землей и цветами.

– Уже приехали? А я вас только к вечеру ждала. – Обернувшись на голос, увидела стоящую по ту сторону забора Любу. – А чего вы одна? Ксения где?

– К соседям убежала.

– Сорока любопытная, – беззлобно хмыкнула Люба и предложила: – В дом пойдемте, находку свою покажу.

– Давайте лучше здесь поговорим, – пробормотала я, подставляя лицо солнцу.

– Тогда ждите, сейчас вынесу.

Назад она вернулась с плотным коричневым конвертом в руках. С меня мигом слетела вся истома.

– Крестная затеяла делать ремонт и поснимала со стен фотографии, – принялась объяснять Люба. – А к одной сзади вот это было прилеплено. Она испугалась и бегом ко мне.

– Чего испугалась?

– После того, что с Петечкой случилось, мы всего боимся.

– Ну да, – пробормотала я, умирая от желания поскорее заглянуть в конверт.

А Люба вертела его в руках и увлеченно рассказывала:

– Внутри бумажка лежит. Гляжу, не по-нашему написана! Я бегом к сестре, а она такая же клуша, как и я, даром что в музее работает. Говорит, в Москву ехать нужно. Там переведут! А я решила, дудки! Чем чужим доверяться, я лучше вам покажу. Да, как на грех, бумажку с телефоном потеряла. – Люба протянула мне конверт. – Посмотрите! Может, и правда что важное. Зачем-то Петечка его спрятал!

– Почему он?

– Так больше некому! Да вы сами поймете!

Конверт оказался на удивление тяжелым. Как выяснилось, из-за вложенного в него медальона.

– Это откуда?

– Так тоже там было! – нетерпеливо отмахнулась Люба. – Да не отвлекайтесь вы на эту цацку! Лучше бумагу поглядите!

– Все будем делать по порядку, – остановила ее я и надавила на кнопку у основания медальона.

Крышка щелкнула и откинулась, открыв портрет девушки. На вид ей было лет шестнадцать. Задумчивые глаза. Темные волосы, завитые в тугие локоны. Светлое платье, перехваченное под грудью атласной лентой...

– Да оставьте вы эту игрушку, – теряя терпение, вскрикнула Люба.

У меня не было сомнений, это именно тот медальон, о котором писал доктор. Очевидно, Шенк, найдя красную тетрадь, обнаружил и его. Но ведь кроме него к закладке был привязан еще и штырь, а он где? Неужели Шенк из осторожности спрятал его отдельно?

– Ладно, потом разберемся, – вздохнула я, возвращая медальон в конверт.

Документ, так взволновавший Любу, представлял собой сложенный втрое лист бумаги. Его вид и фактура говорили о том, что это настоящий раритет. Текст, написанный на бланке Французской академии, предварялся пышной шапкой с нарядными виньетками. А он сам представлял собой акт экспертизы, выполненной по заказу Захара Говорова в отношении принадлежащего ему произведения искусства. Заключение было скреплено несколькими подписями и печатью. А ниже стояла дата: 1815 год. Разбирая затейливую вязь рукописных строк, я мысленно благодарила Павла Ивановича за то, что в свое время он заставил меня выучить французский. «Хочешь заниматься европейским искусством – учи языки». Я очень хотела и потому выучила. Изъясняюсь, правда, с трудом, зато читаю свободно.

Люба, с нетерпением за мной наблюдавшая, наконец не выдержала:

– Так что это?!

– Документ, подтверждающий подлинность произведения искусства.

– Важный?

– Очень!

И это было правдой. Потому что наконец я узнала, что спрятано в имении.

Наташа

В утреннем свете стоящая под навесом машина казалась фантастически красивой.

– Твоя?

– Ну! – хмыкнул Димка и, не сдержавшись, похвастался: – «Gelendvagen G-500 Classic!»

– Откуда она у тебя?

– Глупый вопрос! – рассердился он. – Где берут машины? Покупают!

Я и сама догадывалась, что покупают, но ведь на такую, как эта, нужны огромные деньги! А где их взял Димка? Можно его, конечно, спросить, но я была уверена, что кончится это ничем. Правды не скажет, только разозлится. Портить так хорошо начавшееся утро не хотелось, поэтому отложила разговор о машине на вечер.

Усадьба встретила нас тишиной. С прошедшего вечера в ней ничего не изменилось. Безлюдье, кострище, тюки с вещами. Только машины не хватало. Настроение резко упало, и я вяло поинтересовалась:

– Где искать будем?

– Где скажешь! Ясно, Армену ты правды сказать не захотела, но от меня ведь таиться не станешь?

– Димка, – вздохнула я, – сто раз повторяла: не знаю я ничего!

– Совсем ничего? – игриво промурлыкал Димка. В отличие от меня у него было великолепное настроение.

– Совсем! – взъярилась я. – Если ты меня спасал, чтобы я помогла найти клад, то зря старался. Не видать тебе его!

– Плохо ты меня знаешь! –