Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг

Барселоне, очень ему полезна. Но не только это. Он не видел ее уже три дня и чувствовал «синдром отмены препарата», говоря медицинским языком. Почему он не хотел признаться себе в том, что со времени их первой ссоры его чувство к ней уже давно переросло в глубокую симпатию?

— Я жалею, что не взял тебя с собой.

— Это означает, что тебе меня не хватает?

— А если я отвечу нет?

— Тогда я задушу тебя при первой возможности. Но если хочешь, я завтра же сяду в первый самолет, который летит в Барселону, и прилечу.

— Ты правда сделаешь это? И у тебя есть на это время?

— А, ерунда. Надо отличать важные дела от неважных. Я люблю тебя! — И она повесила трубку.

Гропиус корил себя за это, он ведет себя по отношению к Франческе как ничтожество. «Я жалею, что не взял тебя с собой», — говорил он ей, а что Франческа ответила на это? «Я люблю тебя!» Почему так происходит? Почему ему так трудно сказать ей о своем чувстве?

* * *

На следующее утро Гропиус принял ванну и, надев халат, подошел к окну, чтобы насладиться видом солнечного города, как вдруг зазвонил телефон. Это была Франческа.

— Доброе утро, а вот и веселое бюро добрых услуг. Вы ведь просили вас разбудить?

Гропиус рассмеялся. Он еще не успел окончательно проснуться, чтобы ответить шуткой на шутку, и спросил:

— Ты где?

— В аэропорту, в Барселоне.

— Где?

— Я была на ногах уже в пять утра. Прямой рейс был только этот. А теперь я здесь.

— А я еще даже толком не проснулся.

Франческа засмеялась:

— Ты же знаешь, как говорил Наполеон: четыре часа спит мужчина, пять — женщина, а шесть — идиот.

— А что там идет после идиота?

— Мне не хотелось бы углубляться. Во всяком случае, не в такой чудесный день, как этот.

— Я встречу тебя! — оживленно воскликнул Гропиус.

— Нет необходимости. Мой багаж уже в такси. Как называется твой отель?

— «Дукс де Бергара», на улице Бергара, недалеко от Плаца де Каталуния.

— Через полчаса я буду у тебя! Целую.

Прежде чем Грегор успел что-то сказать, Франческа повесила трубку.

Ее решительность и непосредственность, с которыми она претворяла свои планы в жизнь, не переставали удивлять Гропиуса. Действительно, прошло тридцать минут, и Франческа подъехала к отелю.

Они кинулись друг другу в объятия так, как будто не виделись целый год.

— Если ты не против, — сказал Гропиус, пока носильщик занимался ее багажом, — я перерегистрировал номер на сеньора и сеньору Гропиус.

Франческа удивленно посмотрела на него:

— Это звучит как предложение руки и сердца!

— Сожалею!

— Да, это не новость, — засмеялась Франческа, — лучшие мужчины всегда или уже женаты, или голубые.

— Терпение, — заметил Грегор, — терпение.

Оказавшись в гостиничном номере, Франческа принялась самозабвенно разбирать чемодан. В этом она ничем не отличалась от других женщин, которые в поездку на два-три дня брали с собой половину всех имевшихся в наличии вещей. Только теперь у Гропиуса появилась минутка, чтобы повнимательнее рассмотреть Франческу. На ней был бежевый брючный костюм, который выгодно подчеркивал ее безупречную фигуру, и туфли на высоких каблуках. Но выглядела она как-то иначе.

— Где твои очки? — удивленно спросил Гропиус.

— Я в линзах. Для некоторых дел очки совершенно не подходят, а могут даже мешать.

— Например?

Франческа громко захлопнула чемодан и подошла к Грегору:

— Например, для занятий любовью.

Франческа умела сводить с ума парой слов, одним незаметным жестом.

Это как раз и был такой момент.

Не произнося ни слова, Грегор протянул к ней руку. Франческа положила ее себе на бедро. Потом, смеясь, она оттолкнула его и начала раздеваться. Он блаженно наблюдал, как Франческа расстегивала пуговицы на жакете, обнажая упругую грудь.

Он чувствовал себя робким школьником, постигающим искусство соблазнения удивительной женщины, — и не узнавал сам себя. Он следил за каждым ее движением, как зачарованный, пока она раздевалась перед ним. Оставшись в одних туфлях, она занялась ремнем на его брюках. Потом ее рука скользнула внутрь.

— Я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя! — шептал Грегор, возбужденный до предела.

Он закрыл глаза, полностью отдаваясь своим ощущениям. Когда Франческа села на него, все мысли испарились куда-то из его головы.

Они вместе замерли на какое-то бесконечное мгновение. Это было невыносимо и прекрасно одновременно. Гропиус сдерживал малейшее движение, чтобы оттянуть момент высочайшего наслаждения. Он не знал, как долго продлится это состояние парения, как вдруг Франческа сделала несколько резких движений и они достигли пика. Его тело как будто пронзил электрический ток, такой сильный, что на какое-то мгновение у него потемнело в глазах.

* * *

После совместного завтрака Гропиус и Франческа решили поехать в порт. Грегор считал, что эта идея бессмысленная, но этим утром он готов был сопровождать Франческу на край земли. После поездки на улицу Каральт шанс найти Рамона Родригеса был, по его расчетам, примерно один на миллион.

У памятника Колумбу они вышли из такси и пошли пешком. Безо всякого плана они бродили по Моль де ла Фуста и разглядывали в бликах водной глади яхты и корабли, стоявшие на якоре. Франческа взяла с собой кассетный магнитофон и в который раз прокручивала пленку с голосом Родригеса.

Гропиус покачал головой:

— Такой телефонный разговор мог состояться где угодно: и в торговом порту, и здесь, у причала для яхт.

Франческа все слушала и слушала кассету, плотно прижав магнитофон к уху, как будто надеясь услышать какой-то незамеченный ранее звук.

У мола, где швартовались круизные суда и крупные яхты, один из кораблей особенно бросался в глаза. Он был просто огромен и выглядел старше, чем все остальные суда в порту. К тому же складывалось впечатление, что на нем не было ни одного пассажира и ни одного представителя экипажа. Лишь два вооруженных охранника стояли у трапа.

Этому кораблю было по меньшей мере лет пятьдесят, он был сделан из дерева, но благодаря усилиям экипажа держался на плаву и выглядел вполне ухоженным. Подойдя ближе, они заметили небольшой грузовичок с надписью «Овощи — Эрнан Хименес», из которого выгружали ящики с фруктами и зеленью и переносили их на корабль.

Гропиус и Франческа уже хотели было развернуться и отправиться обратно, как вдруг Грегор резко остановился. На носу корабля сияли буквы странного названия: IN NOMINE DOMINI.

— Это латынь, — пробормотал Грегор и посмотрел на Франческу отсутствующим взглядом, — это означает: «Во имя Господа».

— Как необычно, — заметила Франческа, — даже в ультракатолической Италии корабли называют «Леонардо да Винчи», или «Микеланджело», или «Андреа