Красота требует средств - Балычева Галина

Галина Балычева

Красота требует средств

Ленку Лысенкову я встретила на выставке коллекционных кукол в Париже. Сначала я ее совершенно не узнала. Да и как ее было узнать? Ко мне бросилась холеная, дорого и модно одетая парижанка и на чистом русском языке заорала:

— Марьяшка, ты ли это?! Какими судьбами? — и кинулась меня целовать.

Я поначалу здорово растерялась. Кто бы это мог быть? Кто эта женщина, которая так энергично покрывает мое лицо своей дорогой помадой?

Дело в том, что эта экстравагантная дама целовала меня не так, как это нынче принято в светском обществе, — едва прикасаясь щекой к щеке и имитируя губами поцелуй, — а по-настоящему, по-русски, троекратно и с причмокиванием.

«Господи, боже мой, — пронеслось у меня в голове, — да кто же это?»

Я могла поклясться, что видела эту рыжеволосую красавицу впервые в жизни. Неужели у меня уже начался обширный склероз? А ведь мне еще всего только сорок. Или обширным бывает только инфаркт? Впрочем, что скрывать, первые звоночки-то уже были.

То бывало уйду из дома и забуду выключить плиту. И сын Степка, забегая с друзьями в перерывах между лекциями домой попить кофейку, а он учится в медицинском университете, который находится совсем рядом с нашим домом, частенько находил ее раскаленной докрасна. То забуду купить молока или хлеба. А то и того хуже: забуду, что все это уже купила и иду покупать по второму разу.

Но такого, чтобы я людей переставала узнавать, со мной пока еще не случалось. Впрочем, все приходит когда-нибудь. Пришло и это.

— Марьяшка! — дамочка отлепилась от моего лица и схватила за руки. — Ты меня совсем не узнаешь?

Я растерянно улыбнулась. Нет, я ее не узнавала.

— Я Лена Лысенкова. Мы с тобой до восьмого класса в одной школе учились. Ну, вспомнила?

Глупо улыбаясь, я продолжала пялиться на шикарную дамочку, никак не признавая в ней свою бывшую одноклассницу.

Ленку-то Лысенкову я, конечно же, помнила. Мы с ней действительно учились в одном классе, и она частенько давала мне списывать алгебру. В алгебре я была не очень сильна. Правда, потом она перешла в другую школу с медицинским уклоном и стала готовиться к поступлению в медицинский институт. С тех пор мы с ней больше не виделись.

Впрочем, нет, один раз я ее видела — она тогда заканчивала второй мед. Но ничего общего между той полной нескладной брюнеткой с неправильным прикусом и черными собольими бровями и этой изящной, ухоженной и потрясающе стильно одетой женщиной не было. Ну совершенно ничего общего.

Хотя нет, вру. Кое-что общее все же было — глаза. Прежними остались Ленкины глаза: карие, с густыми черными ресницами, такими густыми и такими черными, что казалось, будто Ленка подводит глаза черной тушью.

У нее еще в школе из-за этого были вечные неприятности с учителями. Они постоянно жаловались Ленкиным родителям, что их дочь приходит в школу с накрашенными глазами. При этом про брови они почему-то ничего не говорили.

А могли бы.

Потому что брови у Ленки были знатные: черные, густые и такие широкие, что к старости она обещала стать очень похожей на нашего незабвенного генсека Леонида Ильича Брежнева — обладателя самых мохнатых бровей в мире. Ну не во всем мире, конечно, а только среди глав государств. И именно из-за этого сходства с бывшим генсеком Ленку в школе звали не Ленкой, а Лёнькой.

Теперь же вместо тех смоляных полумесяцев на Ленкином лице красиво изгибались изящные тоненькие темно-каштановые бровки.

В общем единственно узнаваемым в Ленке остались только глаза, да и те под воздействием дорогой французской косметики приобрели такую глубину и выразительность, что если бы Ленка сама не представилась, я бы ее даже по глазам все равно не узнала бы.

— Ленка?! — вытаращив глаза, ахнула я. — Неужто это ты?

— Что, невозможно узнать? — усмехнулась она.

— В общем да.

Ленка хохотнула.

— Ну это не удивительно. Все-таки двадцать лет прошло. Много воды утекло. И естественно, все мы изменились. Впрочем, нет. Ты совершенно не изменилась. Как была тощей селедкой, так такой и осталась. Ничего тебя не берет. Господи, как же я тогда тебе завидовала, как мечтала иметь такую же, как у тебя, фигуру. Но увы. Ты ведь помнишь, какой я была?

— Да, — восторженно протянула я, — ты очень сильно изменилась. Ты стала просто красавицей.

Ленка зарделась от удовольствия и еще крепче сжала мои руки. Потому что, какой женщине не приятно услышать такие слова? Да никакой. В смысле каждой женщине приятно лишний раз услышать, какая она красавица, умница и вообще лучше всех.

— Ты не представляешь, Марьяшка, как я рада тебя видеть, — воскликнула Ленка. — Ну просто безумно рада. Кстати, а что ты здесь делаешь? В смысле, как ты сюда попала? Туристы редко посещают подобные мероприятия. Или ты стала коллекционером?

— Нет, я участник выставки, — ответила я. — Вон тех кукол видишь?

Я указала на стенд, где были расставлены мои работы, подготовленные как раз для этой выставки, — придворные дамы и кавалеры времен короля Людовика XIV. Их внешний вид — наряды, прически и все остальное — в точности отражали моду того времени.

— Это все мое, — не без гордости сообщила я. — А ты, наверно, коллекционер?

То, что Ленка может быть участником выставки, то есть сама делать кукол, я, конечно, не предполагала. Слишком уж у нее для этого был шикарный вид. Одни только солнечные очки от Гуччи, которые торчали у нее на голове, стоили столько же, сколько стоит одна какая-нибудь небольшая куколка, на изготовление которой у автора может уйти не один месяц.

А на Ленке были нацеплены не одни только эти очки, а много чего еще. Например, простенький с виду костюмчик (не иначе как от Шанель) и бледно-зеленые замшевые туфельки, и такого же цвета замшевая сумочка (уж и не знаю, от кого) наверняка стоили целое состояние, не говоря уже о бриллиантовых сережках и кольцах на наманикюренных руках.

Короче, чтобы выглядеть так, как Ленка, нужно не кукол делать, а, к примеру, нефтью торговать или, на худой конец, металлом.

Впрочем, за рубежом сейчас этим видом творчества, то есть изготовлением авторских кукол, часто занимаются как раз люди небедные.

Это у них хобби такое. Сначала делают кукол, а потом тусуются на всякого рода выставках и сравнивают, у кого лучше получилось. При этом не так уж важно, продадутся их работы или нет. Деньги для богатых не главное. Для них скорее важно признание.

Однако я ошиблась. Ленка была не коллекционером, а как раз наоборот — именно участником выставки. Правда, участвовала она не так, как я, со своими куклами, а по-другому — со своей, а точнее, с мужниной галереей. То есть у Ленкиного мужа Пьера Лакура была своя галерея, в которой, помимо всевозможного антиквариата, продавались еще и коллекционные куклы.

— Пьер покупает на выставках то, что ему приглянется, а потом продает это у себя в галерее уже значительно дороже, — слегка понизив голос, доверительно сообщила Ленка. — Впрочем, это обычный бизнес, такой же, как и любой другой. Все ведь чем-нибудь торгуют.

— Так ты теперь, наверно, уже не Лысенкова, а Лакур? — спросила я, с интересом разглядывая Ленкину прическу. Волосы у нее были выкрашены в два цвета: основной тон был темно-рыжим, а сверху золотились светлые пряди.

— Лакур, — с гордостью подтвердила Ленка. — Элен Лакур. А ты, наверно, уже тоже не Самсонова?

— Нет, я теперь Лаврушина.

— Лаврушина? — Ленка от удивления вытаращила на меня глаза. — Та самая Лаврушина? Ну надо же!

Я, признаться, не знала, что и сказать. Какая «та самая»? И почему моя фамилия произвела на нее такое сильное впечатление. А Ленка, ничего не объясняя, схватила меня за руку и потащила через весь зал к выходу и далее в ближайший бар, который располагался тут же на первом этаже отеля. Выставка кукол проходила в отеле «Амбассадор», в одном из залов, предназначенных для проведения различных мероприятий.