Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена Ивановна

— Инка, ты когда-нибудь плела гирлянды? — деловито спросила меня незаметно подошедшая Лариса.

Гирлянды однозначно проассоциировались у меня с венками. Я машинально перекрестилась и сказала:

— Нет пока, бог миловал!

— А что так-то? Никакой работы чураться не надо, — укорила меня Лариса. — Тем более что я тебе еще сотню-другую накину, если ты Галке поможешь.

— Галка — это кто? — поинтересовалась я, озираясь и при этом игнорируя разную птичью братию.

Ясно же было, что Галка, нуждающаяся в моей помощи, — это не птица. Помогать пернатым галкам меня в последний раз агитировали на уроке природоведения в пятом классе средней школы. Помнится, тогда я откликнулась на призыв, и кормушка, сооруженная из пластиковой бутылки, уродовала наш подоконник до тех пор, пока не обрушилась под тяжестью крупы, сверх меры засыпанной в емкость хлебосольным папулей.

— Галка — это я! — послышалось из-за зубчатой стены.

Я пошла на голос и обнаружила в тихом закутке двора простоволосую деву в долгополом льняном платье. В замковых декорациях барышня смотрелась вполне аутентично — как очень бедная средневековая принцесса, но вела она себя неподобающе — как пьяный витязь. Засучив рукава, дева с неясной целью трясла и дергала длинную связку надувных шаров. При этом гирлянда была похожа на китайского змея, судорожно сопротивляющегося попыткам славянской богатырши досрочно прервать его земное существование. Нарядный разноцветный змей вызывал сочувствие и симпатию. Хотелось прочесть темной средневековой деве лекцию о необходимости гуманного обращения с редкими животными.

— Пошто животинку мучаете? — вырвалось у меня.

— Что?

Змей страдальчески крякнул и отцепился от стены. Не удержавшись на ногах, дева шлепнулась на пятую точку и выругалась:

— Проклятые шары! Как я их ненавижу'!

— Большинству людей надувные шарики нравятся, — заметила я, помогая Галке подняться.

— Они навсегда вам разонравятся, как только вы надуете сотню-другую, — пообещала она.

— Это за сотню-другую рублей? — пробормотала я, осознав, что Лара Котова слишком дешево оценила мой неквалифицированный труд.

— Но надувать мы будем потом, — сказала Галка. — Позже. Сначала надо выбрать из гирлянды все некондиционные шары. Видите, тут некоторые лопнули, а другие просто сдулись и сморщились — такие надо аккуратно срезать, а на их место привязать новые.

Наставница вручила мне кривые маникюрные ножницы, и мы с ней разошлись к разным концам гирлянды — как мультипликационные герои Котенок Гав и его приятель-щенок, намеревающиеся встретиться на середине сосиски.

Галка продвигалась быстрее. Я много времени тратила на то, чтобы определить — кондиционный шар или нет. Увеличивать число некондиционных не хотелось, чтобы потом не пришлось чрезмерно усердствовать с надуванием. Поэтому я была не слишком критична и пропустила во второй тайм несколько откровенно сомнительных шариков.

— А с тобой что делать? — вполголоса обратилась я к очередному кандидату на вылет из гирлянды, придирчиво пощупав его обмякшую резиновую плоть. — Ой!

Шарик сам собой развернулся — оказывается, до этого он был ориентирован ко мне затылком. Теперь я увидела лицо. Сказать по этому поводу «Ой!» значило не сказать ничего. При виде ЭТОГО лица имело смысл вытянуться во фрунт, взять под козырек и вдохновенно запеть государственный гимн России.

— Ты-то… То есть, простите, Вы-то как сюда попали?! — пробормотала я, посмотрев на лицо Премьера, которому похудание шарика добавило ранних морщин.

Понятно было, что уж этому необыкновенно важному и торжественному украшению совершенно точно не место в одном ряду с глупыми и бессмысленными разноцветными пузырями. Я очень осторожно и аккуратно произвела ампутацию ВИП-шарика, затем с помощью ногтей развязала его, спустила оставшийся воздух и спрятала резиновую тряпочку государственной важности в карман.

Дальнейший процесс реанимации воздушно-шарового змея проходил в штатном режиме и занял около часа. Когда мы с Галиной, кряхтя и охая, водружали обновленную гирлянду над воротами, в них уже входили первые гости второго свадебного дня.

— Гони мои денежки! — потребовала я у Лариски, едва спустившись со стремянки.

— Давай после праздника? — поморщилась она.

— Утром деньги, вечером стулья! — напомнила я.

— Ну, ладно, ладно, — тиранша сдалась. — Вот. Твои шестьсот.

— Я надула двадцать шариков! — возмутилась я. — У меня щеки болят, как у трубача после военного парада! По-твоему, я заработала всего сотню?!

— По-моему, да! — нагло ответила эксплуататорша Котова.

Тогда я обиделась и ушла, даже не отведав толком свадебного угощения.

Пропустила половину веселья, ехала домой на трамвае и ворчала:

— Ну, ладно, Лариска, обратишься ты ко мне еще с какой-нибудь просьбой! Я тебе припомню эту недоплаченную сотню!

Жалко было не столько денег, сколько погубленной веры в простую человеческую порядочность. Внутренний голос успокаивал меня, обещая, что справедливое мироздание рано или поздно как-нибудь накажет бессовестную Лариску и чем-нибудь вознаградит обиженную меня. Не особо надеясь на мироздание, я вознаградила себя покупкой целой корзинки ранней клубники и пошла ее есть к Трошкиной.

2

В детстве Алла Трошкина была пай-девочкой, отличницей и умницей. Учителя и родители ставили ее в пример менее правильным одноклассницам, из-за чего Аллочкина школьная жизнь сильно осложнялась. Трошкина непременно пережила бы множество неприятностей и целую кучу моральных и физических обид, не будь у нее лучшей подруги — Инки Кузнецовой. Инку совершенно искренне считали идеальной девочкой только влюбчивые школьные хулиганы и тренер баскетбольной команды.

Благодаря Инке цену женской дружбы Аллочка поняла едва ли не раньше, чем усвоила основополагающий принцип лепки песочных куличиков. И хотя впоследствии судьба забрасывала подружек в гораздо менее спокойные места, чем та песочница, где они когда-то познакомились, женская дружба в цене не падала.

— В мире, захваченном мужчинами, мы, девочки, должны держаться друг за друга! — назидательно сказала Трошкина заставке Яндекса, отогнав царапающую душу мысль о том, что иногда совсем неплохо бывает подержаться и за какого-нибудь мужчину.

Собственно, это штрейкбрехерское соображение не было несвоевременным. Аллочка уселась за компьютер, чтобы покликать в сети добровольца, готового стать мужем Катерины и отцом ее ребенка. Впрочем, про ребенка она пока решила не упоминать. Жизненный опыт подсказывал ей, что мужчины не склонны рассматривать детей, прилагающихся к женщинам, как ценный бонус.

Оказалось, что Алка отстала от жизни! Беременными невестами живо интересовались молодые люди призывного возраста, упорно не желающие платить долг родине. Наличие в семье одного младенца позволяло отсрочить призыв, а при появлении второго отпрыска папаша и вовсе освобождался от армейской повинности. Алка сделала пометочку в блокнотике, внимательно изучила объявления военнообязанных женихов и прилагающиеся к ним фотографии, выбрала наиболее симпатичных кандидатов и написала всем.

Следующую перспективную группу образовывали иностранные граждане, жаждущие на законных основаниях — в качестве супругов россиянок — обосноваться в РФ. Иностранцы, правда, сплошь были плохонькие — в основном из Средней Азии, Украины и Молдавии.

— Гастарбайтеры, — брезгливо сморщилась Трошкина.

Выйти замуж за каменщика или плиточника для интеллигентной Катерины было бы мезальянсом.

— С другой стороны, работящий мужик и семью всегда прокормит! — решила Алка и отправила парадное фото Катьки полудюжине кандидатов из ближнего зарубежья.

На этом оптовая рассылка закончилась, дальше пошла работа со штучным товаром. Пожилой русскоязычный казах, бывший житель Поволжья, ныне гражданин Германии, посредством объявления на сайте знакомств оповещал мировую общественность о своем желании найти молодую, симпатичную, хозяйственную подругу жизни, знающую русский язык.