Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена Ивановна

Дед Морозов в свое золотое время вел весьма свободную и веселую жизнь, а теперь отчаянно завидовал каждому молодому парню, не отягощенному артритом, бурситом, простатитом, толстой ворчливой женой и хроническим безденежьем. Оператор Алексей Пряников, по его небеспристрастному мнению, относился к числу счастливчиков. Ревниво наблюдая за достаточно бурной общественной и личной жизнью Пряникова, любопытный Дед Морозов был в курсе отдельных его проектов и планов, однако информация о трагической гибели Алексея до вечернего сторожа, едва заступившего на пост, еще не дошла. Поэтому на вопрос вызывающе ароматного лейтенанта Лосева охранник ответил то, что знал:

— Пряников сегодня второй день свадьбы в парке на озере снимает, — и снова вздохнул.

Слово «свадьба» у экс-гуляки прочно ассоциировалась со вкусной едой, обильной выпивкой и щедро декольтированными хмельными дамами, страстно завидующими новобрачной и при каждом крике «Горько!» непроизвольно выпячивающими губы в надежде подарить хоть кому-нибудь свой собственный поцелуй с перспективой немедленно развить его до традиционной программы брачной ночи.

— Я все понял! — Аркадий Лосев благодарно кивнул информированному старику и ушел, оставив растревоженного Деда Морозова в плену горьких табачно-шашлычно-водочных ароматов и сладких развратно-распутных воспоминаний.

Свадьбу этим днем в парке на озере догуливали всего одну, и оператор ее снимал один-единственный, так что о возможности ошибки в идентификации искомой личности лейтенант Лосев даже не подумал.

— Вот этот типчик нам и нужен! — сказал он напарнику, легко высмотрев в толпе радостно хороводящихся гостей малоподвижную фигуру с камерой на плече.

Мешать оператору, находящемуся при исполнении, лейтенанты не стали и в ожидании завершения съемочного дня удобно расположились на послеобеденный отдых в тени кустов и деревьев на ближайшей клумбе.

4

— Большое спасибо! — Даня Гусочкин спрятал в карман деньги, поправил на плече ремень кофра с видеокамерой и тепло улыбнулся работодательнице.

— Тебе спасибо, — желчно буркнула Лариса Котова.

Размеры своей устной благодарности она уточнять не стала. С учетом того, что Даня выручил фирму в критическую минуту, хозяйкино «спасибо» могло бы быть более искренним, но тяжелый день полностью исчерпал Ларины запасы душевности и сердечности. Кроме видеосъемки, все рабочие процессы, связанные с аппаратурой, шли наперекос и через «не могу». Сбоил микшерный пульт звукотехника, резаными поросятами визжали радиомикрофоны, мучительно моргал пораженный загадочным нервным тиком плазменный экран, и ноутбук обморочно отключился как раз в момент показа слайд-шоу, спешно состряпанного из «загсовских» фотографий новобрачных. Лара устала удивляться количеству и разнообразию технических проблем!

— Это нас конкуренты сглазили! — уверенно сказала Ларисина помощница Галина. — Наташка Рощина из «Супер-пати», точно, больше некому! Она вечно с колдунами, гадалками и экстрасенсами якшается, лично проводит на все корпоративы придурков из «Архитектуры космоса»! Не иначе, это они по ее просьбе нам весь астральный фарт порушили.

— По бартеру, вместо оплаты за ведение очередной корпоративной вечеринки космических архитекторов, — ехидно поддакнул звуковик Стасик Прыгов, обиженный тем, что Лара в очередной раз не дала ему ожидаемую премию.

Лариса, обычно весьма критично относящаяся к сообществам мистически-философских течений и завихрений, мрачно зыркнула на подчиненных и промолчала.

— Ну, я пошел! — сказал Даня Гусочкин, чутким ухом пожизненно гонимого создания уловив, что тут ему уже не рады.

— Да… пошел ты! — хамски одобрил звукорежиссер, откровенно завидующий Даниному вызывающему успеху: у оператора нынешним многотрудным днем техника работала как часы.

— Это потому, что Наташка Рощина из «Супер-пати» про замену оператора ничего не знала! — уверенно сказала помощница Галина, потыкав пальчиком в спину удаляющегося Гусочкина. — Видимо, сглазили только нас, основной состав! Списком или поименно.

— Точно, штатным сотрудникам всем плохо пришлось! — согласился звуковик.

Он понизил голос и пугающе вытаращил глаза:

— Куда уж хуже! Лешку нашего, вон, вообще убили!

— Тьфу на тебя! — рассердилась Лариса.

Она подхватилась и показательно засуетилась:

— Ну, чего стоим? Спектакль окончен, всем спасибо, все свободны. Живо собираем барахло, грузимся в машину — и по домам!

Даня Гусочкин вышел из «Старой крепости» и с удовольствием оглядел простирающиеся за несерьезным мозаичным рвом клумбы, пламенеющие тюльпанами и окруженные еще не зацветшими жасминовыми кустами.

Было начало пятого. Граждане, гуляющие в парке с детьми, группировались у каруселей в центральной части парка. В укромный уголок у «Старой крепости» еще не стеклись бездомные парочки и застенчивые алкоголики. Было тихо, пусто, и запах свежескошенной травы кружил голову оператора, отработавшего несколько часов в прокуренном помещении, заполненном шумной толпой. Даня воспрянул духом, с бодрым топотом пробежал по бревенчатому мостику и остановился на краю просторной клумбы. Опустив на зеленый ежик газонной травы сумку с камерой, он с хрустом потянулся, глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Стоять, не двигаться! — проскрипело ближайшее дерево.

Оно моментально отрастило крепкие ветки, которые принудительно свели и зафиксировали руки Гусочкина у него за спиной.

Даня поспешно открыл глаза. Жасминовый куст перед ним мучительно содрогнулся в родовых схватках и с треском произвел на свет коренастого молодого человека в мешковатых серых джинсах и футболке такой расцветки, которая получается, если сосредоточенно потоптаться по брезентовому полотну очень грязными ногами. Военно-маскировочный окрас шел новорожденному жасминцу чрезвычайно. Казалось странным, что он отпочковался от мирного декоративного куста, а не вылез, как танк, из маскировочного стога перепревшего сена. Или из гущи вонючих водорослей, как подводная лодка. Запахи от военизированного жасминца исходили такие, что хоть противогаз надевай!

— Камера? — вопросительно молвил благоуханный Аркадий Лосев, присев перед Гусочкиным на корточки, уперев кулаки в колени и по-собачьи склонив голову к плечу.

Голова у Аркадия была шишковатая, плечо бугристое, кулаки квадратные. Все вместе производило на слабонервных штатских очень недоброе впечатление. Даня запаниковал:

— Чего сразу в камеру? За что в камеру? Что я сделал?!

— Точно, камера, — не обращая внимания на страдания плененного Гусочкина, сказал лейтенант Лосев и по-хозяйски расстегнул кофр. — А запись где?

— Запись? — растерянно повторил Даня.

Записью, идеально ассоциирующейся с пугающим незнакомцем, в представлении Дани, был расстрельный список.

— Запись, запись! Я от Кроткого! — с нажимом сказал Аркадий, с запозданием вспомнив, что в качестве волшебного слова ему следовало сразу же упомянуть запоминающуюся фамилию майора.

И тут Гусочкин окончательно понял, что перед ним матерый уголовник! Именно такая публика, Даня знал это по кровавым отечественным детективам, обожает давать жутчайшим типам нарочито простенькие прозвища, предпочитая почему-то имена прилагательные: Косой, Хромой, Горбатый, Хмурый… Неведомый Кроткий привиделся испуганному Дане презлобным паханом с лицом, похожим на куб испещренного кавернами железобетона и аналогичного вида кулаками. К слову сказать, этот фантазийный образ не сильно отличался от реального отражения майора в зеркале. Даня моментально смекнул, что затягивать общение с посланцами Кроткого опасно для здоровья и, осмотрительно не вникая в причины интереса блатняков к видеозаписи вполне обычной свадьбы, резво перевел стрелки на Лару Котову, сказав:

— А запись я уже отдал хозяйке! Там она, в ресторане! Лариса ее зовут.

— Подержи-ка его пока, Вась, — распорядился Аркадий.

Он зашагал к «Старой крепости», на ходу — в преддверии встречи с дамой — приводя себя в максимально презентабельный вид. Поплевав на ладони, пригладил волосы, потом вопросительно понюхал себя под мышкой и помахал ладонью, разгоняя ароматы по ветру.