Секретные люди - Николай Свечин
Отряды баратовского корпуса взялись за врага всерьез. В боях на перевале Султан-булаг орды кочевников были разбиты. Николай Лыков-Нефедьев, командовавший конной разведкой, едва не погиб в том бою. Разъезд попал под меткий прицельный огонь одиночного стрелка. Трое русских были убиты один за другим. Поручику оторвало верхушку левого уха. Он скатился в овраг, обошел смельчака с фланга и поразил с расстояния в триста шагов. Стрелок оказался германцем или австрийцем, одетым в турецкий офицерский мундир. При нем была винтовка М98 с навинченным оптическим прибором, который казаки тут же объявили телескопом.
Николай знал, что на Западном фронте такие люди назывались снайперами, а еще зелеными стрелками (для маскировки они мазали себе лицо зеленой краской). Видимо, этот немец прибыл оттуда. Поручик перевесил «телескоп» на свою трехлинейку, и с тех пор меткость его стрельбы, и прежде высокая, сделалась идеальной.
Маневренная, преимущественно кавалерийская война оказалась скоротечной. Первыми перед русской армией пали Хамадан и Кум. В Хамадан тут же вернулся наш консул барон Черкасов, которого так долго обижал Шёнеман. А Кум славился важными мусульманскими святынями, и появление там иноверцев могло привести к конфликту с религиозными фанатиками. Поэтому наши части расквартировались на окраинах города и очень аккуратно обходили святыни стороной.
Далее начались бои под Рабат-Керимом. Русским противостояли отряды Эмир-Хикмета. Этот племенной вождь решил ни больше ни меньше как напасть на Тегеран, перебить там русских с англичанами, сжечь их миссии, выкрасть Султана-Ахмед-шаха, перевезти его в Исфаган и объявить город новой столицей Персии!
Прогнав Эмир-Хикмета обратно в горы, наши взялись за гилянцев. Там правил храбрый и авторитетный Кучек-хан, вождь дженгельдийцев. Даже такой человек не устоял перед силой русского оружия и вышел из борьбы[104].
Затем пришел черед Керманшаха. Его обороной руководил лично граф Каниц, ставший к тому времени генералом германской армии. Город оборонял элитный 1-й Константинопольский полк, а еще толпы фидаев, беглые военнопленные и прочий сброд. Эти люди разбежались после короткой, но кровавой стычки. Каниц, видя крах своих планов, застрелился.
Русские нашли в Керманшахе следы опытов с вьючным газовым аппаратом. Противник намеревался устроить в нейтральной Персии газовую войну…
Последним, уже в феврале 1916 года, пал Исфаган. Германо-турки потерпели поражение по всем статьям. Юный шах осмелел и выгнал наконец старого премьер-министра Мустоуфи-эль-Мамелека, лживого и хитрого германского прихвостня. Его место занял Ферман-Ферма, сторонник союза с Антантой. Жизнь во взбаламученной стране потихоньку стала налаживаться.
Новое правительство ловко выставило союзников на деньги, попросив у России и Великобритании 500 000 туманов ежемесячной субсидии. Петроград и Лондон долго думали и согласились на 200 000 (по сто с носа). Еще отсрочили выплаты процентов по прежним шахским займам и разрешили распоряжаться таможенными доходами, которые раньше шли в погашение задолженности. Деньги и кровь в большой политике нераздельны…
Поручик Лыков-Нефедьев успел выполнить еще одно важное здание командования. Граф Каниц заложил в нашей Закаспийской области склады с оружием. Предполагалось, что содержащиеся там военнопленные стран Тройственного союза устроят восстание и пробьются через границу в Персию. Восстание готовилось в городе Серахс, столице Тенженского уезда. Руководил всей диверсией агент Каница хромоногий контрабандист Али Барух.
Русская разведка своевременно узнала о планах врага от Ратманова-Гезе. Были приняты меры. Часть военнопленных перевели вглубь Туркестанского генерал-губернаторства, в Сырдарьинскую и Семиреченскую области. Из сорока тысяч в Закаспийской области осталось всего восемнадцать. Но и они представляли большую опасность. Поэтому в январе 1916 года у границы с Россией с персидской стороны обосновался армянский торговец Тер-Егизар-оглы. Он арендовал караван-сарай в забытом Аллахом местечке и учредил там свой оптовый склад. Чтобы товар не пограбили, пришлось завести сильную охрану из туркмен.
За два месяца на караванных путях пропали бесследно около десятка агентов Баруха, причем вместе с грузами оружия и боеприпасов. Потом исчез и сам хромоногий Али…
Губернатор Закаспийской области получил от военных подарок – шесть австрийских пулеметов «шварцлозе» в заводской смазке. И винтовок на целый батальон…[105]
Глава 9
Фронтовые будни контрразведки
Опасная вылазка штабс-капитана Лыкова-Нефедьева во вражеские столицы была высоко оценена начальством. Он оказался первым и единственным офицером разведки, сумевшим проникнуть так далеко за линию фронта[106]. Маршрутника снова принял Верховный главнокомандующий и вручил Владимирский крест 4-й степени с мечами и бантом. Штаб великого князя активно занялся анализом доставленной от Буффаленка информации. А дальше все пошло по русскому лекалу, то есть вопреки здравому смыслу.
Командование Западного фронта получило из Ставки предупреждение о том, что германцы хотят спасти австрийцев от краха и готовят контрудар. Было сказано, что район наступления – Буковина, а примерный срок его – апрель или май. Но комфронта генерал от артиллерии Н. И. Иванов не придал этому должного внимания. Он был поглощен Карпатской операцией и собирался вырваться наконец на Венгерскую равнину и захватить Будапешт.
Между тем германцы задумали устроить русским очередные огромные Канны. Намечалось два удара. Из Восточной Пруссии дивизии нацелились на Осовец и Брест-Литовск, а из Южной Галиции – на Перемышль и Львов. Сходящиеся клешни отсекали группировку русских войск в Варшавском выступе.
Германцы сумели скрытно перебросить с Западного фронта новую 11-ю армию Макензена, состоящую из отборных корпусов. Местом прорыва было выбрано местечко Горлице, расположенное между подножиями Карпат и Вислой, южнее Кракова. Русское командование держало там слабые части 3-й армии генерала Радко-Дмитриева, давно нуждавшиеся в пополнении. Имелось всего пять пехотных дивизий с немногочисленной артиллерией (60 000 солдат, 141 легкое орудие и 4 тяжелых, 100 пулеметов). Макензен сосредоточил на участке прорыва вдвое больше пехоты, 457 легких орудий, 96 минометов и 260 пулеметов. Превосходство же в тяжелой артиллерии достигло колоссальной разницы: противник имел ее в 40 раз больше. А если к этому добавить австрийские гаубицы, то в 80 раз! Да и что у наших были за орудия… Два из четырех имели калибр в сорок две линии и два других – шестидюймовки[107]. Причем одна из сорокадвухлинейных пушек разорвалась в первые же часы боя из-за изношенности тела орудия. Осталось три! Против трехсот…
19 апреля в 10 часов утра
