Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

Гестия покачала головой.

– У него нет разума. Да и не только у него.

Она замолчала, потом добавила тише:

– Знаете, я бы очень хотела увидеть настоящие спектакли. В столице. Жалко, что для меня это невозможно.

Служебная машина говорила негромко, и я чувствовал в ее механическом голосе что-то похожее на грусть.

Я поднял взгляд и замер, вдруг осознав, что смотрю не на служебный автомат, а на механическое существо, навечно запертое в этом особняке.

– Виктор Порфирьевич…

Она произнесла мое имя осторожно, словно пробуя его на вкус.

– Вы кажетесь мне добрым человеком. Добрые люди… иногда не отказывают в просьбах.

Пауза.

– Когда расследование закончится… не могли бы вы совсем чуть-чуть рассказать мне о спектаклях, которые видели?

Я смотрел в фарфоровое лицо служебной машины и не понимал, что я чувствую: жалость к ней или свою вину за то, что наш человеческий мир устроен так несправедливо.

С неба падал легкий, смешанный с пеплом снежок. Березки искрились нарядным инеем. Парослав Котельников, облаченный в свою необъятную медвежью шубу, сидел рядом с прорубью на деревянном чурбаке, терпеливо ожидая поклевки. Судя по его лицу, рыбалка вернула начальнику сыска хорошее расположение духа, однако порой сыщик все равно вздыхал и косился на далекий дровяной сарай, куда убийца, не желая проявлять сознательность и идти самоарестовываться, не торопился.

Я направился к шефу и уже собрался заговорить, но внезапно раздался громкий всплеск, и Парослав Симеонович ловким, отработанным за долгие годы движением выдернул из черной как смоль воды большущую, серебристую щуку.

Прошел миг, другой, и вот шеф уже восхищенно рассматривал здоровенную рыбину, бьющуюся у него в руках.

– Виктор, ты посмотри, какая красавица! – воскликнул глава сыскного отделения и, уклонившись от щелкнувших возле его лица зубов, расцеловал щуку. – Тяжеленькая, жирненькая, хорошенькая, прям чисто генерал-губернаторская дочка!

Щука вновь яростно клацнула зубами, отчаянно пытаясь вцепиться Парославу Симеоновичу в руку, и тот, радостно рассмеявшись, снял ее с крючка, после чего зашвырнул обратно в черную воду.

– Ну что там, прошло три часа? – Сыщик наконец снова обернулся ко мне.

– Так точно, уже миновало.

– И что, чистосердечное никто не принес? – Я покачал головой, и шеф вздохнул. – Ну что за досада, что за люди пошли, никакой сознательности! Ладно, пойдем искать.

Я облегченно выдохнул:

– Уже думал, вы не начнете розыск убийцы.

Парослав посмотрел на меня со строгостью написанного на иконе святого.

– Виктор, да тут любому понятно, кто убийца. Тут вопрос-то совершенно в другом, кто за этим преступлением стоит. Ладно, давай пойдем поглядим на это святое семейство.

Через десять минут мы вновь были в столовой. Вытащив блестящую медью трубку, Парослав Симеонович со щелчком зарядил в нее ампулу табачной настойки и закурил, выпуская синеватый дым к потолку. После этого он оглядел собравшихся перед ним людей.

– Итак, дамы и господа, – начал Парослав Котельников, – судя по ожогам лица, рта и глотки покойного, кто-то с особой жестокостью убил Поликарпа Асетровского, влив в него несколько литров кипятка.

Шеф сделал паузу, оглядывая побледневшие лица собравшихся.

– Убитый отчаянно сопротивлялся, все его руки покрыты порезами и ссадинами, что говорит о яростной борьбе, однако на паркете кабинета нет ни единой капли крови, что весьма странно.

– Парослав Симеонович, вы думаете, его убили в другом месте, а потом перетащили тело в кабинет? – уточнил я, пытаясь внести хоть какую-то логику в происходящее. – Но в коридоре светлые ковры. Следов крови или попыток их замыть я не видел.

Шеф слегка улыбнулся и вновь выпустил дым к потолку.

– Вот именно поэтому, Виктор, я и считаю, что убили Поликарпа Монокарповича именно в его кабинете, но после этого кто-то тщательно смыл кровь с паркета. Что, как мы все понимаем, абсолютно бессмысленно. Как, впрочем, и способ убийства. Далее, что мы имеем? Синяки на лице покойника, оставленные, судя по их форме и расположению, пальцами убийцы, который с силой разжимал зубы Асетровского, чтобы влить ему в глотку кипяток. Синяки крупные, отчетливые, однако, что любопытно, в них нет характерных лунок от ногтей, которые почти всегда остаются при столь сильных нажатиях.

– Значит, убийца действовал в перчатках? – тут же догадался я.

– Отнюдь, Виктор! Это значит, что у убийцы не было ногтей. Потому что убийца… – Парослав Симеонович сделал драматическую паузу. – Дворецкий!

Шеф резко обернулся к высокой, бронзовой фигуре. Механический слуга, не обращая внимания на сказанное, продолжал спокойно и деловито начищать дверные ручки.

Усмехнувшись, сыщик взглянул на Глафиру Днепропетровну.

– Голубушка, а сообщите-ка мне, пожалуйста, кто имеет доступ к перфокарте, управляющей этой чудо-машиной?

Хозяйка дома не ответила и, вытаращив глаза, выразительно ткнула пальцем в отступающую в угол Гестию.

– Я… Я… Я здесь ни при чем, – сбиваясь, произнесла механическая служанка. Повисшую тишину нарушал оглушительный стрекот ее вычислительной машины.

– Ну раз вы ни при чем, так и не бойтесь. – Парослав Симеонович успокаивающе улыбнулся и протянул руку. – Все, все, дайте-ка сюда перфокарту управления. Посмотрим на нее.

Гестия опустила руку в карман платья и вытащила кусок рыжего картона.

Взяв его в руки, Парослав Симеонович подошел к спокойно работающему дворецкому. После этого начальник столичного сыска вставил перфокарту в затылок дворецкого. Щелкнуло, и встроенный в механизм проектор высветил меню управления. Сыщик принялся крутить колесики настроек.

– А, ну вот оно, как я и думал! – минут через пять произнес Парослав Симеонович, выводя одно из многочисленных подменю. – Орудие убийства – это травяной настой, которым дворецкий был обязан поить Поликарпа Монокарповича!

Домочадцы в ужасе ахнули, а шеф, довольный их реакцией, продолжил.

– Кто-то, – Парослав Симеонович выразительно подчеркнул это слово, – выставил объем настоя в три литра вместо положенных ста граммов, а температуру с пятидесяти градусов поднял до девяноста девяти по Цельсию. Вот наш чудо-аппарат, подчиняясь программе, полный чайничек кипяточка в покойника и залил. Ну, точнее, когда он заливал, Поликарп Монокарпович покойником-то еще не был, но, сами понимаете, микстура хоть и лечебная, а здоровья, что очень иронично, ему абсолютно не прибавила.

Парослав Котельников внимательно посмотрел на Гестию.

– Перфокарта управления, насколько мне известно, есть только у вас, не так ли, голубушка наша механическая? Ведь это вы отвечаете за работу домашнего автоматона?

Гестия отступила прочь и прижалась к стене. Она кинула взгляд на Вальтера Стима, точно ища защиты, а затем, сбиваясь и порой переходя чуть ли не на лязг, начала спешно говорить:

– Нет, это не я… Я клянусь вам… Всем человеческим, что во мне есть. Всеми тремястами граммами плоти. Я вечером, как обычно, все проверяла. Доза микстуры была верной,