Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье
Мне понадобилось несколько лет, чтобы понять, что мать ненавидит меня. И я возненавидела её в ответ… Вы слышали эту душераздирающую историю, как она лишила меня наследства и продала купцу? А всё потому, что я родила ребёнка от любимого мужчины. Хотя ему он тоже был не нужен.
Когда Дмитрий потерял сына, я рассказала ему о его дочери. Я надеялась, что это… не важно… всё пошло иначе. Он был так увлечён этой девчонкой, только о ней и говорил!
– Зачем вы сделали это?
– Разве непонятно? Я хотела, чтобы он развёлся. Я хотела, чтобы всё стало так, как должно было быть с самого начала. Но девчонка всё испортила, забрала всё его внимание себе.
– Дмитрий Аполлонович нашел в дочери утешение. Может, и у вас получится? Вы не хотите признать[78] Варвару Дмитриевну?
– Какая глупость! – Вельская даже приподнялась от возмущения. – Это совершенно незачем. Одно дело – приютить сироту, газеты любят великодушные проявления. Но своих детей у королевы быть не должно!
– Почему же?
– Будут сравнивать! – Вельская сверкнула глазами, недовольная, что приходится объяснять очевидное.
Алексей кивнул. Он понял. Рано или поздно королева должна уступить корону принцессе. Но госпожа Вельская с этим природным законом не согласна.
Возмущённая певица встала и пошла по комнате. Алексей с удовольствием наблюдал, как гнев возвращает румянец на лицо королевы.
– Я вижу, вам лучше, – заметил Алексей.
– Да? – Вельская прислушалась к себе. – Действительно лучше. Что ж, Алексей Фёдорович, можете лечить меня и дальше.
Алексей усмехнулся и склонил голову в поклоне.
В коридоре раздались торопливые шаги, и в комнату заглянул господин Туманов с самой любезной из улыбок на лице. Не успел он произнести ни слова, как Вельская запустила в него бокалом из-под шампанского. Бокал ударился о дверь и разлетелся, сверкнув хрустальными брызгами. Туманов попятился и исчез. Алексей усмехнулся: мать и дочь даже не догадываются, как похожи.
Лекарство подействовало, его работа закончена.
Алексей вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Никто из слуг так и не появился, даже звук разбитого стекла не выманил их из убежищ.
Он обнаружил расстроенного Андрея Давидовича в одном из залов. Толстяк трясущимися руками наливал себе коньяк и пил как водку, пренебрегая встряхиванием напитка и вдыханием аромата, – брал количеством. Завидев Алексея, он запричитал:
– Видели, Алексей Фёдорович? Все старания прахом!
Туманов рухнул в кресло в углу, с трудом уместив в него свои габариты. Алексей присел на соседний стул. Ему казалось, что сейчас на редкость удачный момент задать Туманову накопившиеся вопросы.
– Как давно вы служите у Анны Юрьевны?
Туманов усмехнулся:
– Служу… какое точное слово вы подобрали. Я ей служу, я раб!
Алексей слегка растерялся:
– Я вовсе не хотел вас обидеть, я имел в виду, что вы работаете с Анной Юрьевной. Что же вы так, сразу в рабство.
Туманов дёрнул уголком рта:
– Не переживайте, Алексей Фёдорович, вы не обидели меня. Я прекрасно понимаю своё положение. Вот вы, Алексей Фёдорович, молоды, красивы и умны, она такое любит… А мне… если нет денег, красоты и таланта, остаётся быть незаменимым. Но! Завтра вы исчезнете, а я останусь здесь, в этом кресле.
– Так вы… влюблены в Анну Юрьевну?
Туманов только хмыкнул:
– Как и все…
Вдруг он схватил Алексея за запястье. Рука его была горячей и неприятно мокрой, а взгляд совершенно мутным. И злым.
– Вы не понимаете, Алексей Фёдорович, не понимаете…
– Чего? – пытаясь выдернуть руку, с раздражением откликнулся Алексей.
– У вас есть шанс любить её.
– Но я не хочу!
– Вы не сможете отказаться… Она найдёт… что вам нужно. И даст вам. А вы посчитаете это любовью.
Алексей помотал головой. Похоже, господин Туманов достиг стадии пьяного философского просветления довольно быстро, потому что говорил глубокомысленно, но крайне загадочно. И всё же любопытство взяло верх, и Алексей спросил, как учил достопамятный профессор Смирнов, используя формулировки пациента:
– И что же она нашла для вас? И дала вам?
Туманов откинулся в кресле:
– Дом. Она дала мне дом.
От удивления Алексей перестал вырывать руку и пытаться встать.
– О чём вы, Андрей Давидович?
Туманов расхохотался в голос. Просмеявшись, он налил себе новую рюмку коньяку и выпил, заговорщицки прошептав Алексею:
– Никакой я вам не Андрей Давидович!
– А кто же?
Туманов сглотнул, прикрыл глаза, будто готовясь к длинной истории, и поведал:
– Отца моего и вправду звали Давид, а вот меня – Арам. Арам Туманян. Русские думают, что фамилия от «тумана», от этой мерзкой мокрой дымки, но нет! Так звали древнего армянского князя! Князь Туман!
Он махнул рюмкой, будто произнося тост, но только расплескал напиток. Попытался гордо приосаниться, но кресло не позволило.
– Так вы по происхождению армянин? – догадался Алексей. Теперь понятно, откуда карие глаза и характерные сросшиеся брови.
– Почему же вы сменили имя?
Туманов сник и долго молчал, перебирая толстыми пальцами по колену. Внезапно акцент в его речи стал сильнее, а может, Андрей Давидович перестал за ним следить.
– Из страха. Страх руководит всем. Мои предки жили на озере Ван. Сейчас это территория Османской империи, но это древняя армянская земля. Когда началась война, турки стали изгонять христиан из домов, отбирать имущество, переселять. Людей собрали в колонну, велели идти, и они шли, шли, пока от жажды и голода не умирал последний человек. Кто не шёл, тот был убит[79]. Моей семье повезло, мы бежали на север, в Россию, мы успели. Но я помню их всех, своих соседей и родственников. Никого нет больше. Саркиса только успел увезти, мальчишку соседского. Теперь Сергеем зовут, водителем служит. Это он вас привёз.
Туманов шмыгнул носом, потом посмотрел на Алексея и вдруг улыбнулся хорошо отработанной «концертной» улыбкой, будто всё, что он только что сказал, не больше чем слова шутливой сценки. И то, что он произносил дальше, шло вразрез с выражением его лица.
– Вы не представляете, как опасно быть армянином. Вот вы защищены своей фамилией, дворянским статусом. В России никто не посмеет тронуть вас[80], а мне… мне страшно каждый день. Она спрятала меня здесь, дала мне другую жизнь. Имя – это самое лёгкое. Стать господином, быть уважаемым – сложнее. «Концертный директор великой певицы» – слышите, как звучит? Я защищён ею. Так что не пытайтесь отнять её у меня, я не позволю.
Алексей молчал, автоматически продолжая отмечать,
