Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Рыжий присоединился к нему через минуту.

– Ну? – Глаза его горели азартом.

– Врач зафиксировал сердечный приступ, судебный следователь закрыл дело за отсутствием состава преступления. Всё официально, с подписями и печатями. Не было убийства, Дмитрий Аполлонович умер своей смертью.

– А как же признание вдовы? – Рыжий расстроился, но тут же нашёлся: – А вдруг она сказала ему что-то, и у того бац! – сердце не выдержало.

– Никакими словами сердечный приступ у здорового человека не вызвать.

– Но он же был не в себе!

– Это только наше предположение. Кроме того, люди, у которых начинается сердечный приступ, бывают раздражены. Дмитрий Аполлонович был болен, чувствовал себя плохо, на этом фоне поссорился с Глафирой Степановной. А потом умер. Но не от ссоры, а от приступа.

Рыжий поскучнел.

– То есть это просто цепочка совпадений?

– Боюсь, что да. Так что, господин газетчик, расследовать нам нечего.

В этот момент на крыльцо участка снова выскочил взъерошенный дежурный и со всей дури засвистел в свисток. Алексей вздрогнул.

– Чего это он?

Рыжий ответил почти равнодушно:

– Следы ваши нашёл.

– Что? Я не оставлял следов!

– Полицейские в Москве бедные да жадные, но не дураки. Они каждый вечер «охранку» на кабинет и на шкаф ставят. А вы её сорвали.

– Вы же не предупредили меня!

– Так я не знал, какая будет. Они то листочек приклеят, то волосок какой. И меняют каждый день. Да коли бы вы и знали, искать-то времени нет. А так всё хорошо вышло.

– Но он теперь знает, что в участок залезали, и он видел вас!

Рыжий с недоумением посмотрел на него:

– Да я тут вовсе ни при чём. Мимо шёл, табачку со случайным человеком раскурил и домой спать отправился. Как вы сказали? События произошли единовременно, но не вследствие.

Алексей, не сдержавшись, произнёс то самое слово, за которое мать однажды отхлестала его по щекам, как дворового мальчишку. Рыжий загоготал:

– Некрасиво ругаетесь, барин.

В этот момент дежурный их услышал, повернулся и, продолжая оглушительно свистеть, бросился к их убежищу.

– Бежим!

Рыжий растворился в темноте. Алексей дёрнулся, метнулся и помчался куда глаза глядят.

Через несколько довольно напряжённых минут Алексей был дома. Одежда его была испачкана, раненая нога разболелась, напарник исчез в неизвестном направлении. Ну да бог с ним! На сегодня достаточно. Убийства не было, их смешное расследование завершено. Алексей скинул обувь и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Завтра, всё завтра.

Глава 4

Тяжкий туман сомнений

Следующее утро у Алексея Эйлера наступило, когда приличные люди отобедали, а торговки на Сухаревке начали сворачивать свои прилавки. Некоторое время он лежал, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Они удивляли его, эти звуки обычной городской жизни. Ещё в госпитале Алексей заметил, что он всё время ждёт, когда мирные звуки сменятся на привычные ему фронтовые. И снова будут взрывы, крики, а между ними – напряжённая тишина.

Алексей пошевелился. Тело недовольно заныло, напоминая о вчерашней беготне. Не вставая, Алексей протянул руку и взял со стула рядом бумажный конвертик. Развернул, всыпал порошок прямо в рот. С трудом проглотил и поморщился – запить нечем, но стакан, в котором должна быть вода, опустел ещё вчера, а встать не было сил.

Он бросил бумажку обратно на стул и принялся ждать, когда же лекарство подействует. На стуле больше не оставалось конвертиков, лежали лишь скомканные бумажки, а это значит, нужно будет готовить новую порцию обезболивающего.

Последние месяцы были не самыми счастливыми в жизни Алексея. Вчерашние происшествия при всей их неоднозначности взбодрили его, будто в его жизни появились… приключения. Одно ограбление участка чего стоит! Алексей невольно улыбнулся, не открывая глаз. Уж как он улепётывал, даже про раненую ногу позабыл!

Боль притупилась. Алексей сполз с кровати, снял остатки форменных брюк и безжалостно выбросил. За вчерашний вечер он лишился двух пар брюк, а заодно и всей военной формы. Не будешь ведь носить китель отдельно, без брюк! Приобрести новую форму в ближайшее время финансовое положение ему не позволит. Да, собственно, не жаль, будет ходить в штатском. Кроме потерь и разочарований война ничего ему не принесла. Профессора медицинского факультета учили его бороться за жизнь пациентов, но смерти на войне оказалось так много, что у Алексея всё время было ощущение, что он… не успевает. Раз за разом смерть выигрывала у него, пока не победила окончательно, забрав его лучшего друга.

Сентябрь 1915-го выдался тёплый и ласковый, будто погода решила пощадить людей. Солнышко хорошо пригревало даже сейчас, во второй половине дня. Алексей занял позицию в солнечном квадрате на полу, осторожно развёл руки, надеясь привести в порядок ноющие мышцы.

На секунду он прервал упражнения, чтобы открыть окно. И тут же пожалел об этом. Со двора тянуло гарью. Алексей закашлял, закрывая нос рукою.

Так же невыносимо дымило в то время, когда он оперировал Михаила Малиновского. Всё вокруг горело, лагерь спешно сворачивали, полк отступал. Пришлось обмотать лица влажными повязками и себе, и пациенту и стараться дышать неглубоко.

Михаил умер быстро, Алексей успел вынуть лишь пару осколков. Он тогда даже не понял, скорее, ощутил, что дальше ничего нет, что жизнь под его пальцами замерла. Он проверил пульс, положил пинцет и вышел из палатки в гарь.

Снаряд попал в палатку минуту спустя. От взрыва Алексей потерял сознание и очнулся спустя часы, уже в повозке, на руках у санитара. И первым делом нащупал в кармане письмо, которое он должен отдать родителям Михаила.

Алексей захлопнул окно, тяжело опёрся на раму. Как бы солнце ни старалось, от вины и одиночества оно не спасает. А ведь вчера ему показалось, что он нашёл интересное знакомство! Этим вполне можно объяснить прискорбный факт, что он пустил к себе в дом незнакомого газетчика. Который исчез, выведав всё необходимое. Алексей поморщился. Ощущение, что рыжий воспользовался им, стало настолько явным, что захотелось его смыть.

Поплескавшись под рукомойником, Алексей решительно попрощался со всем странным и увлекательным, что принёс вчерашний день. На него из зеркала смотрел прежний Алексей Эйлер. Длинная, свисающая на глаза чёлка по моде должна зачёсываться назад, но, как верно заметила госпожа Малиновская, волосы у Алексея непослушные, да он и сам не хотел их послушания. Небольшим неправильностям в себе он, скажем так, симпатизировал. Вот, например, прямой, но будто слегка сбитый в сторону нос над крепко сжатыми губами. Хороший нос, он отлично смотрелся вместе с гладко выбритым подбородком и усами, которые Алексея слегка раздражали, но без них