Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Алексей оделся. Приготовил трость[7], которую носил не для того, чтобы казаться франтом, а потому, что внутри был спрятан второй метательный нож. И на всякий случай вновь положил в карман письмо Михаила.

На сегодня особых дел не планировалось, разве что позавтракать (пусть для других это будет выглядеть ужином) да забрать забытую у Малиновских фуражку. Хотя к чему теперь она ему? Но состояние Глафиры Степановны всё же стоило проверить.

Алексей вышел из дома и отправился по переулку в сторону шумной Сретенки. Неладное он почувствовал, вернее, услышал, даже не добравшись до улицы. В общем шуме города отчётливо выделялись голоса мальчишек-газетчиков:

– Сенсация! Сенсация! Вдова статского советника призналась в убийстве!

Прежде чем поймать ближайшего мальчишку за шиворот, Алексей успел подумать две мысли: «Утренние газеты почти распродали. Значит, известно уже всему городу» и «Уж я ему задам… пусть только появится».

Конечно же, «Московский листок»! Рыжий расстарался, немаленькая такая статья, ещё и на первой странице, чтобы и слепой не пропустил. И подписана псевдонимом, «Неравнодушный гражданин[8]». Алексей явно представил неравнодушного гражданина на заборе у Малиновских.

Алексей опёрся спиной на ограду ближайшего дома и принялся изучать статью. Начиналась она со слов «Я отношусь с величайшим почтением к правосудию и преклоняюсь пред милосердием. Правосудие родилось на земле, родина милосердия – небо…»[9].

Далее сообщалось, что автор ни в коем случае не намекает на неудовлетворительную работу полиции, однако некая госпожа М., чей муж отбыл на небеса, призналась «доверенному лицу» в совершённом ею преступлении, а именно – в убийстве супруга. Автор, опять же, ни на что не намекает, но госпожа М. осталась единственной наследницей мужа, а следовательно, имела свой корыстный интерес. Более того, «нашей редакции» стало известно, что ранее постоянный поверенный господина М. приглашался для внесения изменений в завещание. Однако деловая встреча не состоялась по причине внезапной кончины господина М.

И наконец, без всякой очевидной связи со смертью господина М. прошлой ночью случился пожар в полицейском участке, сотрудники которого вынесли постановление о том, что смерть господина М. имеет естественные причины. Конечно, это может не иметь отношения к признанию госпожи М. лицу, которому неравнодушный гражданин всецело доверяет, но разглашать его имя никак не может.

На этом статья заканчивалась. Алексей вздохнул, заметив, что последние несколько минут непроизвольно задерживал дыхание, и разгладил изрядно замявшийся под его рукой уголок газеты.

Когда этот подлец успел статью наваять? Неужто ночью, вот неугомонный?! Литературным талантом он не обделён, это заметно. Особенно удаётся патетическое направление. «Сомнение – это тяжкий туман, который остаётся после таких дел. Ему не должно быть места»[10]. Никаких сомнений, некоторые рыжие граждане рискуют лишиться своей рыжины в самое ближайшее время!

Завтрак придётся отложить, пока нужно выбрать: искать рыжего самоубийцу или ехать к Малиновской разрешать сложившееся положение. Поразмыслив, Алексей выбрал Глафиру Степановну. Иначе редакции «Московского листка» грозил бы погром, а неравнодушным гражданам – смерть через удушение свежим номером газеты.

Алексей свистнул извозчика, да так резко, что над улицей взметнулись галки. Газету он бросил в кучу опавшей листвы, которую поджигал бородатый дворник. Самое ей место.

За несколько минут дороги к дому Малиновских гнев Алексея почти выветрился. На его место стали приходить трезвые мысли и неприятные, колющие вопросы.

Первый: кто таков «постоянный поверенный» Малиновских? Какова его роль в этой истории? Даже если Дмитрий Малиновский собирался изменить завещание, какое значение это имеет сейчас?

Второй: почему загорелся полицейский участок? Потушить успели? Имеет ли это вообще отношение к вчерашнему «приключению» Алексея или опять «единовременно, но не вследствие»?

И третий: так ли невиновна Глафира Малиновская? С какой целью она всё-таки произнесла страшное признание в убийстве?

Алексей постучал по спине извозчика, почти довёзшего его до дома Малиновской, и назвал другой адрес. Сначала он разберётся. Благо есть у него человек, который в светской Москве знает практически всех.

* * *

Елена Сергеевна Эйлер, наслаждаясь осенним теплом, пила в саду чай с трюфельными конфетами. Она умела наслаждаться тихими моментами. Алексею иногда казалось, что всё движение замедляется возле его матери, собирается в тонкий золотой луч, который аккуратно, спиралью, укладывается вокруг неё. Извечное её спокойствие и улыбка подсвечивались этим лучом. Елена Сергеевна никогда не торопилась, говорила тихо и доброжелательно, но удивительным образом была в курсе всего и умела давать людям точные характеристики. За ними-то Алексей и приехал.

Когда он широкими шагами влетел в беседку, мать лишь улыбнулась и поправила сползающую шаль. Но у Алексея тут же возникло ощущение, что ей известны все его вчерашние «приключения».

– Дорогой мой! Хочешь чаю?

Она налила ему ровно глоток в свободную чашку.

– Как ты? Как отец? – Алексей поцеловал матери руку и уселся напротив.

– Отец в оранжерее. Снимает урожай с экспериментальных образцов, завтра он представит их в Университете.

Алексей скривился, впрочем, так, чтобы мать не заметила.

Эйлеры жили на престижной Пречистенке, в старинном доме, окружённом садом, но ради своих исследований отец снёс старый флигель и поставил за домом несколько оранжерей. В них он выращивал из заграничных семян разного рода ботанические экземпляры, чем снискал себе славу «чудака». Хотя вслух его обычно называли «большим оригиналом».

– А я, как видишь, пью чай.

Алексей кивнул. Для матери это было отдельное, наполненное особым смыслом действие.

– Мама, скажи, какого нотариуса посоветовать знакомому? Чтобы приличный был для статского советника?

Мать не спеша поставила чашку.

– И потому ты сорвался приехать? Удивительно…

Она внимательно посмотрела на сына, взглядом задавая вопросы, на которые ей хотелось бы знать ответы, но ведь взрослый сын не расскажет…

– Вариант только один. Господин Мендель. Старый, сухой, ни слова поверх дела. Зато обладает феноменальной памятью. Мог бы быть прекрасным карточным шулером, но, к сожалению, безукоризненно честен. – Елена Сергеевна улыбнулась своей шутке. – Он помнит все документы, которые составил за последние пятьдесят лет. Ведёт семейные дела поколениями. И не сказать ведь, что дорого. Я бы рекомендовала выбирать его.

Алексей вскочил. Не очень вежливо так скоро прощаться, но того, что рассказала мать, ему было достаточно.

Тут из-за угла дома показался отец. Он шёл в запачканной землёй домашней куртке и фартуке, высоко вскидывая колени, держа в руках пупырчатый оранжевый плод. Лицо его выражало ни с чем не сравнимый восторг исследователя, у которого получилось. Алексей ощутил привычный укол стыда. Этот похожий на взъерошенную цаплю человек не был отцом, которым хотелось гордиться. Он был долговяз, неуклюж и, к