Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

И не было ни капли недоверия Алешиным словам, как обычно бывает у взрослых. А после попросили показать место, откуда он за елкой наблюдал. И Алеша вдруг преисполнился собственной важности: полицейские и разговаривают с ним, как с взрослым, и внимательно слушают ответы, и как будто никуда не спешат. Даже Федор Федорович, Алешин отец, находил для сына лишь пару минут в день, занятый университетом и научными изысканиями. Выходит, даже хорошо, что Петькин нож пропал! Все обернулось гораздо интереснее!

– Весьма глупо забирать орудие убийства с собой, коли нож такой приметный, – озвучил мысли Тихона городовой Бессонов.

– Угу, – буркнул младший судебный следователь, оглядывая Колонный зал с галереи.

Тело скрипача уже унесли, пол замыли, ничего не намекало, что пару часов назад в нарядном зале произошло недоброе. Наоборот, зал празднично сверкал, ожидая праздника. Музыканты вернулись и рассаживались по местам, вновь собираясь репетировать.

Тихону стало неприятно. Неужели жизнь, оборвавшаяся здесь, настолько не важна, что никоим образом не может повлиять на планы остальных людей? Пройдет еще пара часов, и люди будут веселиться, изгоняя даже память о скрипаче? Мысли эти были, конечно, вздорны и несвоевременны.

Недолго думая, Тихон плюхнулся на пол рядом с Алешей, который рассказал им о ноже и сейчас пытался объяснить, где именно он висел. Елка и правда загораживала место преступления. Выходило так, что нож висел с одной стороны, а убийство произошло с другой. То есть убийца снял нож, развернул, как конфету, шурша фантиком. Потом обогнул дерево и зашел со спины скрипача. Такое возможно, только если точно знать, что нож на елке будет! И где тогда фантик? Где золотистая фольга, в которую был завернут таинственный нож?

Тихон прикрыл глаза, вспоминая, как выглядели зал и находящиеся в нем люди в момент его прибытия. Он мысленно переходил от человека к человеку, замершим в его голове, как на фотографической карточке, и пытался отыскать, не промелькнет ли где золотистая фольга. Фольга нашлась довольно скоро. Ее сверкающий кусочек торчал из кармана человека, который убийцей быть не мог никак.

Тихон открыл глаза. Здесь, в галерее, смутное ощущение, которое уже было в нем, стало явственнее. Уж больно все нарочито! Уж больно вычурно, как на спектакле! Убийство на глазах у всех под наряженной елкой, да еще и экзотическим ножом. Явно заготовленное, не случайное, до нахальности открытое! И похищение денег ровно такое же. На что же вы намекаете, господа преступники?

Граф Шереметев сидел, по-восточному откинувшись на подушки, и курил трубку. Весь его вид выражал брезгливое недовольство. Как показалось Тихону, отвращение графа вызывала сама необходимость общаться с сыскарями, да еще по такому неприятному поводу. «Будто запачкаться боится, – подумал Тихон. – Как же он тогда по островам-то путешествовал? Там ведь тоже в шелках и бальных туфлях не пройдешь. И люди наверняка разные встречаются…»

Тихон хоть в Малайзии не был, но и несведущим себя не считал. Каждый месяц младший следователь с нетерпением ждал выхода страноведческого журнала «Вокруг света»[29]. Получив новый номер, он запирался у себя в комнате, заваривал полный чайник чаю и не выходил, пока не прочтет журнал от корки до корки. Но, как бы ни было заманчиво, обсуждать с Шереметевым дальние страны Тихон никогда не стал бы. Наоборот, он насупился, пытаясь придать себе суровый вид, и спросил:

– Кому вы рассказывали о ноже, и кто знал о вашем намерении подарить его сыну?

Шереметев закатил глаза и повел руками, будто уже устал от задаваемых вопросов, и неспешно ответил:

– Давеча довольно большое количество господ видели мой нож в Английском клубе. Демонстрировал его в «говорильне»[30]. Как раз пришлось к месту, князь Волынский довольно яростно высказывался против колониальной политики Великобритании. Ну и мой нож, как туземная вещица, всех заинтересовал, – похвастался граф.

– Вы говорили в клубе о том, что собираетесь подарить нож сыну?

– А я и не собирался, – пожал плечами граф. – Сия блестящая мысль пришла в голову тому же Волынскому. Я счел ее so interesting и согласился. Жаль, не вышло. – И сразу стало ясно, что жалеет граф совсем не о том, что его ребенок не получил подарок, а о том впечатлении, которое он надеялся произвести на общество. Тихону стало жаль младшего Шереметева. За дорогим подарком, обещанным ему, не было ничего, кроме пустоты. Дешевые леденцы, которыми сегодня Тихон угощал крестьянских детишек, и сделаны с любовью, и подарены от души. А тут… противно. Но предаваться рефлексии времени не было.

– Насколько вы близки с князем Волынским?

– Совершенно неблизки, – удивился вопросу Шереметев, – только кланяемся. Этого зануду только политика и интересует, поговорить не о чем! А вчера, видно, нож его привлек, вот и перекинулись парой фраз.

– Дайте угадаю, – мрачно заметил Тихон. – Повесить керамбит на елку тоже он вас надоумил? Иные-то подарки в детской гостиной хранятся…

Шереметев вновь брезгливо поморщился, но кивнул, признавая его правоту.

Разговор этот Тихону ужасно не понравился. Все его нутро кричало об опасности. Словно у колена Бессонова обучилось! Необходимо было срочно доложить полицмейстеру.

Князь Волынский уже несколько лет находился под негласным надзором полиции за сочувствие революционным идеям[31]. Еще пятнадцать лет назад, после гибели царя Александра, его подозревали в связях с бомбистами, однако доказать не смогли[32]. С тех пор и наблюдали. Младшему следователю Пересветову о таких подробностях знать было не по чину, да разве в Москве что утаишь? И появление имени князя в расследовании настораживало и заставляло торопиться. А Шереметев, по всему видать, просто идиот!

Полицмейстер нашелся в кабинете князя Трубецкого. Сам предводитель тоже был на месте и выглядел гораздо лучше, чем в первые минуты после взрыва.

Полицмейстер, глядя на входящего Пересветова, сначала нахмурился, но, заметив, что тот умыт и в полицейском мундире, смягчился. Тихон, стараясь удерживать официальный тон, доложил о возможной причастности к случившемуся князя Волынского. Полицмейстер неверяще вздернул брови:

– Какой-то мелкий скрипач… и рядом фигура князя. Деньги ему тоже без надобности. Ерунду говорите, Пересветов!

Тихон вздохнул. И что теперь делать? Он уже было развернулся уходить, как в дверь постучали. Вошел неизменный Бессонов, и выражение его лица обеспокоило Тихона. Вытянувшись в струнку, городовой отчитал:

– За Тверской заставой найдена брошенная телега с деньгами. Предположительно украденными из сейфа Собрания. Сию минуту телегу доставляют в полицейское управление. Ничего подозрительного не обнаружено, лошадь выпряжена, возница отсутствует. Только мешки с деньгами!

И Бессонов многозначительно глянул на Тихона. Тому сразу вспомнилось поучение городового многолетней