Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– А ты попросила у него удостоверение?

– Нет, – прошептала та, готовая расплакаться.

– Это не ее вина, – сказал Страйк.

– Заткнись, – рявкнула Тара. – А лучше – убирайся. Убирайся к черту, сейчас же, иначе я позову кого-нибудь из сторожей, чтобы тебя вытащили.

– Если вы не хотите увидеть Сашу в газетах по поводу скупки краденого, я бы не советовал этого делать, – сказал Страйк. – И прежде чем вы сделаете вид, что не понимаете, о чем я говорю, я только что видел его на буфете в столовой.

Тара несколько секунд сверлила его взглядом, а затем рявкнула "Кофе!" экономке, которая тут же убежала. Тара спустилась по лестнице, не глядя на Страйка, развернулась – точно так же, как Шарлотта, будучи пьяной, поворачивалась спиной к тем, кто ее раздражал или наводил скуку, – и вошла в гостиную. Страйк последовал за ней и успел увидеть, как Тара достала сигарету из шкатулки из слоновой кости, закурила и упала в низкое парчовое кресло.

Комнату с тех пор, как Страйк видел ее в последний раз девять лет назад, успели переделать: тогда стены были бледно-голубыми, теперь же – темно-зелеными, и некоторые картины сменили свои места. Над камином по-прежнему висел портрет прабабки Саши Легарда работы Огастеса Джона, с усталым, скучающим выражением лица.

– Не знаю, как у тебя хватило наглости сюда заявиться, – процедила Тара.

– Почему же? – спокойно сказал Страйк, усаживаясь без приглашения на диван.

– Ты прекрасно знаешь почему. После того, что ты сделал.

– Я много чего сделал, – сказал Страйк, вытягивая ногу с протезом, которую снова свело после долгой поездки. – Придется уточнить.

– Это из-за тебя она покончила с собой! – закричала Тара.

Страйк ничуть не удивился, что они добрались до этого чудовищного обвинения буквально за несколько секунд – хотя для большинства людей подобные слова могли бы прозвучать лишь в разгар яростной ссоры. Тактика Тары в споре всегда заключалась в том, чтобы первым делом выстрелить самым разрушительным обвинением, пока собеседник не успел опомниться. Ее дочь навсегда осталась исполосована этими шрамами от таких материнских "начальных залпов":

Жаль, что я вообще тебя родила.

Иди, снова наглотайся таблеток, жалкая притворщица.

Боже, какая же ты занудная, уродливая дрянь.

– Так чья же вина была в двух попытках самоубийства до того, как я ее встретил? – спросил Страйк.

– Да пошел ты!

– Как всегда, блестяще сформулировано, – сказал Страйк. – Ладно, вернемся к буфету.

– Не твое, черт побери, дело, что у меня на буфете!

– Это не ваш буфет, а вашего сына. И ему придется очень туго, когда журналисты узнают, куда делся серебряный кораблик Дино Лонгкастера, не так ли?

– Саша знает, что он здесь, и ему все равно! – сказала Тара, и Страйк был уверен, что это была грубая ложь. Если бы Саша знал, что сделала его мать, он бы очень нервничал, если бы об этом узнал кто-то еще, особенно журналисты. – Я читала предсмертную записку Шарлотты, – громко добавила она. – Я знаю, что ты с ней сделал.

– Худшее, в чем меня можно обвинить в отношении Шарлотты, – это то, что я не перестроил всю свою жизнь вокруг ее желания умереть, – сказал Страйк.

– Ты был неверен, ты был…

– Я собирал ее, черт возьми, по кусочкам до тех пор, пока ее уже невозможно было собрать, – сказал Страйк. – а сейчас смотрю на причину, по которой она все равно никогда не дожила бы до старости.

– Ублюдок, – сказала Тара. – И я имею это в виду буквально, конечно.

– Я бы сказал, что я довольно неплохой пример того, как может сложиться жизнь у человека, воспитанного матерью-одиночкой, если вас с Шарлоттой считать контрольной группой, – сказал Страйк. – Вернемся к нефу.

– Если ты думаешь, что я буду что-то объяснять головорезу, который по сути убил мою дочь…

– Прекрасно, – сказал Страйк, вставая. – Пойду к журналистам, расскажу, что у Саши краденый корабль, – и, поверьте, мне это доставит удовольствие.

– Не смей! Вернись сюда! – завизжала Тара, когда он направился к двери. Но прежде чем он успел дойти, дверь распахнулась, и на пороге появилась испуганная экономка.

– Убирайся! – крикнула ей Тара. – Это частн…!

Экономка замерла с подносом в руках. Тара раздраженно фыркнула:

– Принеси кофе и уходи. А ты – вернись! Вернись сюда! – крикнула она Страйку.

– Нам больше нечего сказать друг другу, – сказал Страйк, повернувшись к ней, в то время как экономка поставила поднос на журнальный столик и дрожащей рукой налила Таре чашку.

– Еще как есть, – яростно произнесла Тара. – Сядь. Сядь!

Страйк не двинулся. Это чувство свободы было почти приятным – наконец-то он мог разговаривать с ней так, как она того заслуживала. Раньше он всегда помнил, что за любое проявление злости Тара отыграется на Шарлотте. Но теперь Шарлотта лежала на кладбище Бромптон, наконец вне страданий, в отличие от этой иссохшей, но все еще живой женщины – с перекроенным лицом, ярко намазанной губной помадой и сигаретой, зажатой в когтистой руке.

Налив Таре кофе, экономка выбежала из комнаты и закрыла за собой дверь, а Страйк остался стоять.

– Сядь, – снова сказала Тара. – Сядь.

– Я вам, блядь, не собака, – сказал Страйк. – Вы собираетесь отвечать на мои вопросы?

– Да, – нетерпеливо сказала Тара. – Садись.

Прежде чем вернуться на диван, Страйк налил себе кофе. Затем он сказал:

– Я полагаю, вы не просили Флитвуда украсть неф. Он его стащил, а потом привез сюда, потому что не мог придумать, где еще его можно продать, верно?

Он принял молчание Тары за согласие.

– Сколько вы ему за это дали?

– Это не твое дело. Можешь сказать этому чертову Дино…

– Он не мой клиент, – перебил ее Страйк.

– Не лги мне, я не дура, и он не рассказал тебе всю историю, но можешь передать ему, что у меня есть свидетели. Лотти Хазлеригг и Ангус Лайалл мне все рассказали!

– О чем?

– Дино жульничал. Он всегда жаждал заполучить тот неф, а Питер Флитвуд в тот вечер был так пьян, что, наверное, видел две доски для нард. Лотти и Ангус были там,